— В смысле?

— Не важно, — вдруг резко отмахнулась мать, — Я оттуда ушла и ни разу не пожалела. Вышла замуж за твоего отца…Думаешь, по любви?

— М?

— Он предлагал дом, кров и заботу мне, когда я разочаровалась в жизни и в себе, когда я потеряла надежду найти свой островок счастья…

— Разве это не любовь? — пораженно прошептала Марина.

Никогда еще мама не разговаривала с ней так откровенно о своей личной жизни. И девушка чувствовала, что впереди- какая-то тщательно скрываемая тайна, какое-то событие, потрясающее и ужасное, и которое она совсем не горела желанием узнать…

— Нет, это дружба, — усмехнулась мать, — Любовь — это когда горит от его взгляда все твое существо, когда мысли путаются, стоит лишь ему прикоснуться к твоей руке, ну а уж если дальше… — многозначительно замолчала мать.

— У тебя это было? — прошептала Марина онемевшими губами.

Ей показалось, что мир рушится. Да, пусть она никогда не замечала за родителями

— Я не изменяла твоему отцу, — тут же отвергла все подозрения Клавдия Ивановна, — Но и любовь не повторяется дважды. Так вот, я не жалею, что любила, и не жалею, что все сложилось именно так. Я поступила так, как мне нужно было в тот момент, и не собираюсь думать, что прожила несчастливую жизнь.

— К чему ты?…

— Возможно, скоро моя жизнь оборвется. И вроде как нужно оставить тебе напутствие, — Клавдия Ивановна была очень серьезна. Но на лбу, там, где испещрили пространство мелкие морщинки, пульсировала жилка, — Не жалей. Ни о чем и никого. Даже себя. Особенно себя. Да, мой муж не блещет интеллектом и не свершает подвиги, не рвется к небу, чтобы подарить мне звезду. Даже подозреваю, что он меня боится. Но…мы привязаны друг к другу невидимыми нитьями, которые называются — мои решения, и это тоже хорошо. Я не жалею себя и свои решения. Не горюю об упущенных возможностях. Теперь уже.

— Мама, не говори такие страшные вещи! — девушка повисла у нее на шее, заливаясь тяжелыми слезами, — Все будет хорошо. Я что-нибудь придумаю!

— Не нужно, — ровно сказала Клавдия Ивановна, — Всё так, как это и должно быть.

— Нет, ты не права, мама! — она резко отодвинулась и сквозь зубы проговорила: — Мир несправедлив, и в нем нет должествования. Никто никому ничего не должен. Да об этом кричат по всем углам. Неужели ты не слышала? Я — королева, мне должны устилать ковром подъезд. Или нет! Я — императрица, а все мои друзья и возлюбленные — верные слуги. Слышала о таком? Как же так получилось, мамочка, что ты стала полагаться на Бога? Ты же всегда была неверующая, а теперь говоришь, как какая-нибудь тетя Маша с пятого подъезда.

— Я не такая ханжа, — не сдержалась мама и всхлипнула, — На самом деле, у меня нет полного понимания, чего же я добилась в жизни, и можно ли назвать твое рождение и воспитание — целью. С общественной точки зрения — ничего, но мне было хорошо жить с вами все эти годы. Я часто радовалась и умилялась, думаю, это и есть счастье. А, значит, я была счастлива.

— Мамочка, не говори так, — рыдала Марина, — Ты еще должна увидеть внуков, выдать их замуж, понянчить правнуков. У тебя много чего есть в жизни, например, я…

Они рыдали, прижавшись плечом друг к другу. Клавдия Ивановна переживала странные минуты того самого призрачного счастья, о котором грезила все эти годы: ее влекло к неведомому, далекому, глубоко закопавшемуся в прошлом чувстве. Сейчас же она понимала, что единственные, кто стоит ее чувств — это дочь и муж, какие есть и какие посланы ей судьбой. А от того, что желаемое не где-то за холмом, а совсем рядом, обнимает ее теплыми, ласковыми руками — от этого женщине становилось особенно хорошо и как-то спокойно.

— Все исправится, — бормотала Марина, — Я исправлю. Придумаю, как…

Когда папа вошел на кухню, он застал опухших, но очень довольных женщин, которые гладили друг друга по волосам и счастливо улыбались, изредка прерываясь на всхлипывания.

— Давайте завтракать, — первой очнулась Клавдия Ивановна и бросилась ставить чайник.

— Что это у вас? — папа переводил взгляд с одной на другую и не понимал.

— Все уже закончилось, — Марина достала из холодильника любимое вишневое варенье и трясущимися руками вылила его в блюдце, — Угощайся, папочка.

Целый день она провела с родителями. Папа взял отгул, потому что покалывало в области сердца, и они втроем отправились на прогулку в парк. Весна в этом году явно запаздывала, но уже угадывалась по теплым лучам и громкой капели — потеплело буквально в одну ночь, и они изгваздали обувь, пытаясь пробраться по дорожке сквозь парк.

— Сегодня был отличный день. Так бы всегда, — подумала Марина, умиротворенно глядя в потолок.

Потрескавшаяся штукатурка выглядела родной, ведь она знала рисунок наизусть, и, даже если бы ей сейчас предложили бесплатно организовать ремонт, отказалась бы. За последнее время многое произошло в ее жизни, а вот эти потрескавшиеся узоры, они как будто возвращали ее в привычное, знакомое с детства пространство.