Аромат алкоголя и табачного дыма забивает лёгкие, кажется настолько отвратительным здесь, чужеродным — в доме, в котором столько скандалов было по поводу моих, как любит повторять Саша, пагубных привычек, которые сведут меня в могилу.

Три раза ха-ха.

Саша подскакивает на кровати, наверное, почувствовав моё присутствие, а я разворачиваюсь и выхожу из комнаты. Внутри клокочет злоба и обида, и сейчас у меня только одна мысль — побыстрее свалить отсюда, пока не стало ещё гаже на душе. Я не мазохистка и смотреть на своего мужа, пусть и не очень любимого, в объятиях другой — настоящий идиотизм.

Мне так противно от всей этой ситуации, что даже не хочется никому морду бить, точно испачкаться боюсь. Нет-нет, нужно держать себя в руках, потому что гнев — не самый надёжный друг.

Успокойся, Ася.

Иду в кухню, где открываю кран и опускаю голову под струю ледяной воды. Мне кажется, я сейчас сгорю к чёртовой бабушке, до такой степени лихорадит и трясёт. Щёки пылают, но даже холодная вода не в силах остудить кожу.

— Ася? — доносится сквозь шум воды, но я усиленно игнорирую. Не хочу его ни видеть, ни слышать. — Я не думал, что ты вернёшься... Прости.

Кран выключается, а я поднимаю голову и встречаюсь с напряжённым взглядом мужа. Волосы после сна взъерошены, щека помята, да и сам весь какой-то жалкий. На тощей голой груди — редкая рыжеватая поросль, а домашние шорты надеты задом наперёд.

— Ой, это ты меня прости, — говорю, выравниваясь и вытирая мокрое лицо бумажным полотенцем. — Не предупредила о визите, ворвалась в комнату, разбудила.

— Издеваешься?

— Зачем это мне? Я очень искренна сейчас.

Саша морщится, и сразу становится похож на маленького обиженного ребёнка, которого мамка поставила в угол на горох. Настолько противен мне сейчас, что сплюнуть хочется.

— Ты только не плачь, а то нос распухнет, станешь некрасивым, и твоя подружка тебя бросит.

— Ася, не смешно.

— А я разве смеюсь?

Он стоит, засунув руки в карманы шорт, и сверлит меня тяжёлым взглядом.

— Отойди, мне идти нужно.

И снова я убегаю, только на этот раз не от самой себя, но Саша не намерен так просто отступать. Всегда был упорным, и сейчас не изменяет себе.

— Ася, ты же понимаешь, что это ничего не значит... я люблю ведь только тебя.

— Какая-то больная у тебя любовь, милый.

— Слушай, я её сейчас выгоню, и мы с тобой поговорим. Как взрослые люди.

Совсем, малахольный, не понимает, что время для разговоров давно истекло. Да и сейчас я на пределе, могу в любой момент взорваться и раскроить его тупую башку.

— Зачем, Саш? — вздыхаю, пытаясь, как дура, что-то объяснить. — Мне не хочется вообще ни о чём с тобой разговаривать. Ты мне противен, понимаешь? А это уже никуда не годится.

Саша удивлённо заламывает бровь и делает ещё один шаг в мою сторону, отгораживая от всего мира. Лёгкий запах пота, смешанного с приторным ароматом лосьона после бритья провоцирует тошноту, и я сглатываю, чтобы не выблевать прямо на пол.

— Что значит противен? — Во взгляде плещется что-то, чего до этого момента в глазах его не видела. И от этого становится неуютно. — Отвечай!

— Господи, какой же ты жалкий, Сашенька… Я же, вроде бы, понятно говорю.

— Да я, блядь, всю молодость на тебя, дуру, угробил! — шипит, прижимаясь ко мне.

Он совсем близко, а я смотрю ему в глаза и понимаю, что они чужие. Не принадлежат тому хорошему и правильному отличнику, в которого влюбилась десять лет назад.

Начинаю смеяться — истерически, надрывно, — а Саша хватает за плечи и больно сжимает. Так больно, что искры из глаз. Но у меня началась истерика, я не могу остановиться, только хохочу, захлёбываясь кашлем и обливаясь слезами. Всё-таки нахожу в себе силы и отпихиваю его от себя, но Саша не намерен так просто сдаваться — по глазам вижу, что зол, как сто чертей.

— Какого чёрта ты творишь?! — ору, переведя истерику на новый виток. — Мне больно, придурок!

Саша сужает глаза и приближает ко мне лицо. В мутно-зелёных глазах кипит гнев, и это уже не смешно. Впервые мне страшно находиться рядом с ним.

— Саша, выметайся из моего дома вместе со своей лохудрой. Дошло или повторить?

Вкладываю в голос все свои эмоции, а Саша отшатывается и делает пару шагов назад.

— В каком это смысле?

Он ещё не понимает, чего конкретно от него хочу, чего требую. Но этот дом подарен на свадьбу моими родителями, документы оформлены на моё имя, потому Саша может проваливать в жерло вулкана.

Потираю плечи, которые так яростно сжимал мой муж, норовя то ли поломать кости, то ли наоборот сдержаться, чтобы не прибить. Не знаю, чего именно он добивался, но на завтра точно проявятся следы пальцев, чтоб оно всё в огне сгорело. Саша пятится тем временем назад, а в глазах бушуют ураганы.

Господи, как всё это пошло и неинтересно, как противно.

— Ася, ты серьёзно сейчас? — тощая грудь с остро торчащими ключицами вздымается и опадает в такт тяжёлому дыханию, и Саша упирается руками в столешницу, сжимая край побелевшими пальцами.