– Ой, боюсь-боюсь, лошадь шевелится!

Отец, вздохнув, тогда снял дочку с коня. Кроме Клавы, его безотказной помощницы, ему пока помощи ждать было не от кого. Старший сын Анатолий учится в городе на машиниста. Зина была сейчас самой старшей из детей в доме, но надеяться на неё не приходилось. Одно утешало родителей – девочка научилась хорошо шить и вязать. Дяди Мишина дочь Верка не отставала от неё. Вдвоем они обшивали всех желающих, каждый делал в процессе работы своё дело – одна кроила-шила, другая делала обметку, пришивала пуговицы, петли.

От Катюши Клава узнала, что их отправляют работать на лесоповал. Бригады по пятьдесят человек увозили в лес на заготовку дров, брёвен, берёзовой и липовой коры – всё шло в дело. Заключённые поставляли поленья для паровозных топок, дрова для обогрева домов и работы котельных зимой, готовили дёготь. Стволы поваленных деревьев с обрубленными ветками пока складывали в кучу, чтобы после вывести из леса по зимнику. Каждую бригаду увозили на две недели. Пока те «отдыхали», работала вторая партия.

В бараке, куда поселили Клаву, числилось сто человек, но больше пятидесяти никогда не было. Нары были рассчитаны также на пятьдесят человек. Заключённые первой партии, если были в состоянии после каторжного труда, шли в баню, потом в столовую, а когда заходили в свой барак, там уже никого не было – всех увозили на замену первых, за исключением очень больных. Кормили плохо – мёрзлая картошка да гнилая капуста. Выручал хлеб, его пекли в самой зоне, и давали одну булку на трёх человек в сутки. Хлеб был почти без примесей, булки были большими. С хлебом можно было попить кипятку или просто подержать во рту, как конфету. Сегодня пятница, в воскресенье их очередь ехать на работу. Катя горестно вздохнула:

– Конечно работа тяжелая, но лучше там, чем здесь. В обеденное время можно в реке искупаться, на травке посидеть, на небо поглядеть. А здесь я не могу, боюсь. Неделю назад одну женщину чуть не зарезали, не захотела отдать деньги, она немного припрятала, а эти увидели. Они на лесоповал не ездят, охранники боятся, что могут сбежать. А ещё, Клава, тут один охранник есть, он женщин часто уводит, потом они возвращаются, заплаканные, ничего не говорят, а эти над ними издеваются, говорят, что им здорово повезло. Меня он тоже хотел увести, но я тогда заболела очень, встать не могла. А эти меня силой к нему тащили, за меня та женщина заступилась, её Настей звали. Вон та, её Альбиной зовут, это она ножом заколола. Я здесь уже третий год, очень её боюсь, она у них старшая, её все боятся. Клава понимала, о ком она говорит.

С другого конца барака раздался злой окрик:

– Эй, вы там чего шепчетесь? Ты, Катька, жалуешься, что ли? Смотри, накажу! Давно не получала?

Катя испуганно побежала на своё место. Клава снова осталась одна. Сразу же вернулись тревожные мысли. Так, хватит! Нужно вспомнить о чём-то хорошем, подумала Клава, о мамушке и тятеньке надо думать, молиться за них. Им ещё хуже, чем ей, за них очень страшно. А какой радужной виделась жизнь ещё каких-то шесть лет назад, как всё хорошо начиналось!

… – Глаша, вставай, иди за Малышом, отцу засветло нужно в город попасть, коня пристроить, чтобы в темноте не рыскать, места не очень знакомые, город большой, можно и заблудиться. С самого утра документы ваши отдать, не опоздать бы. Бог даст, поступите в техникум, грамотными да обученными будете, жизнь, глядишь, и легче проживёте. А в деревне жизнь тяжелая, всё работа да работа, и хоть уработайся, а концы с концами еле сводим.

Пока мать говорила, Клава быстро собиралась. Взяла ломоть чёрного хлеба, чтобы подманить коня, посыпала на него немного соли, завернула в чистую тряпичку, поцеловала мать в щёчку и быстро выбежала на улицу. На улице никого, но почти в каждом дворе слышны голоса. Ещё ранний час, но деревенские люди не спят, коров и коз уже подоили и гонят со двора. Коровы, козы, овцы, гуси, утки выбегают из дворов и расходятся кто куда, каждая животинка в своё любимое место. Трава на любой вкус, везде полно – жуй, не хочу! Люди не знают, но скоро от этого изобилия скотины не останется и следа. Всё заберут кормить город. Забирали и прежде, но не всё, что-то оставляли, чтобы крестьяне не умирали с голода.

Клава быстро прошла три соседних дома и, свернув, пробежала с пригорка к реке, на берегу которой пасся табун лошадей. Конь Малыш сразу увидел молодую хозяйку и направился к ней, перебирая стреноженными ногами. Он отличался высоким ростом, поэтому Клава подманила его хлебом к небольшому валуну, встала на него, быстро накинула уздечку и ловко вскочила на коня. Через несколько минут девочка была у своего дома.

Отец уже её поджидал, стоя у телеги. В ней лежало сено, чтобы в дороге покормить коня, корзинки с деревенским угощением, рогожка, если придется спрятаться от дождя во время пути. Мать обняла отца, перекрестила его и подмигнула с веселой улыбкой дочери, чтобы приободрить. Иван Данилович отправился в дальний путь, чтобы попытаться найти для своей старшенькой лучшей доли, твёрдо веря, что если хочешь сделать свою жизнь лучше, нужно учиться и быть грамотным. Клава следила за подводой, пока та не исчезла вдали.

В доме было тихо, младшая сестра и трое братьев еще спали. Мать успела испечь шаньги с картошкой. В печи на шестке стоял чугунок с похлёбкой. Сама Гликерия Михеевна уже убежала на работу. Посмотрев на ребятишек, Клава решила, что успеет добежать до Саньки, но та уже тихонько перешагнула через порог. Санька – дочь младшего брата отца дяди Михаила.

Отец Клавдии Иван воевал в первую Мировую войну, получил звание унтер-офицера, был ранен, награжден медалями и отпущен домой поправляться. Вскоре он снова отправился на фронт, а вернулся на самой заре нарождающейся революции. Клава гордилась отцом, ей нравилось смотреть на его фотографию, где красивый молодой офицер был заснят в полный рост рядом с таким же бравым и статным молодым парнем, Анатолием Касатоновым, лучшим своим другом, погибшим на этой войне.