Шрифт:
– Уже завтра, – ответил он, – она приходит в школу давать уроки музыки.
– Ты этому рад.
– Она самая лучшая, – сказал он сухо.
Как будто она еще и не самая славная, и не самая красивая.
– Ты сказал ей, что я похожа на нашу мать.
– Как будто ты сама не знаешь! И нет, характер у тебя не как у нее, ты ангел. Думаешь, я смеюсь над тобой? Вовсе нет, Жюльетта. У тебя не только характер ангела, у тебя голос ангела. Отец был прав, ты станешь звездой.
– Ой, Луи.
– Держи руль прямо, не то уедешь в канаву.
– Я правда хочу учиться музыке, Луи, как Роза. Она говорит, что новый учебный год начнется в сентябре, и если мама к этому времени не найдет работу, то она могла бы заменить меня у пекаря.
– Роза так сказала?
Я кивнула.
– Когда ты на ней женишься?
Он чуть не свалился с велосипеда.
– Женюсь?
Я засмеялась.
– Ты влюбился в нее, Луи. На твоем месте… – начала я.
– Ты не на моем месте.
На углу нашей улицы он остановился.
Дальше я поехала одна.
Наша мать уже спала, когда я вошла в дом. Я тихо-тихо поднялась к себе в комнату. И еще тише заползла в кровать.
Все или ничего, и лучше бы все.
Моя жизнь наконец-то началась.
Доктор Франссен
На следующее утро я зашла на кухню посвистывая.
Наша мать уже встала.
– Ты вчера так поздно явилась домой. Тебе понравилось?
А я думала, что ей будет совершенно наплевать. Я радостно ей улыбнулась. Сейчас я ей все расскажу. И о том, что у меня отличные челюсти, и о том, как я на нее похожа, и о том, что я хотела бы в сентябре поехать в Хасселт учиться.
– Все просто блестяще, ма.
Она не улыбнулась в ответ.
– Как хорошо, что ты не увидела, как мне стало плохо, и это не испортило тебе вечер, а то едва ты уехала, как началось: сначала кишечник, а потом весь живот. Доктор Франссен сразу пришел. Он что-то прописал, и мне сейчас, слава богу, стало получше. Я должна тебе кое-что сказать. Это тебе не понравится, но я все равно скажу. Я думаю, что твои уроки пения – плохая идея, Жюльетта. Я целую неделю сижу тут в четырех стенах, мне очень нужны эти воскресные вечера, иначе я с ума сойду. Ты должна меня понять, детка.
Я уставилась на нее. Неужели она хоть раз не может вести себя не как моя мать? Ведь не может же это быть так сложно? Просто выслушать и порадоваться за меня?
– Я пошла на работу, – сказала я.
– Ты ничего не съела.
– Ничего, в обморок не упаду.
– О да, не упадешь. Ты не упадешь. – Затем она подняла глаза и тяжело вздохнула на тот случай, если я вдруг не поняла: она-то упасть может.
Она, всегда она.
Я вышла на улицу. Уличные фонари еще горели. День еще не начался, а я уже в пути. Если бы можно было шагать вечно. Если бы только так было можно.
Доктор Франссен зашел одним из первых.
– Твоей маме вчера стало плохо, – сказал он серьезно.
Я пожала плечами.
– Она так скучает по вашему отцу.
– Я тоже.
– Я знаю, детка.
– А она нет! Чуть что, начинает злиться, доктор Франссен! А теперь хочет отнять у меня уроки пения! Но этому не бывать!
Он нахмурил лоб.
– Знаешь что, Жюльетта, твоя мать не такой человек, чтобы дома сидеть целыми днями. Ей нужно чем-то заняться. Я узнаю, что можно сделать.
Тем вечером он зашел снова. Я лежала в кровати, но слышала, как они разговаривали, и на следующее утро узнала, о чем. Если подумать, возможно, уроки пения мне не повредят, сказала мать. Я могу не волноваться, она разрешает мне продолжать. И у нее теперь есть работа. В аптеке нужна уборщица. Доктор Франссен замолвил за нее словечко. Очевидно, это помогло, потому что с завтрашнего дня она уже может приступать.
Я не могла дождаться, чтобы рассказать об этом Луи. Чуть раньше восьми он зашел в магазин.
– Ты чего такая радостная, – сказал он.
– У нее есть работа. Наконец-то, Луи.
– Посмотрим, надолго ли.
Я чуть не прогнала его без хлеба.
Удача
Все последующие дни мать вставала вместе со мной, готовила кофе для меня и бутерброды для Миа, потом будила ее и помогала собраться в школу. Каждый вечер, когда я приходила домой, на столе стояла еда, такая же вкусная и ароматная, как когда был жив папа, а мама была самой быстрой, самой умной и самой красивой, а еще самой лучшей поварихой в округе. Она лихо, между делом, ободрала обои со стен в комнате и на кухне, и ей понадобилось всего два вечера, чтобы наклеить новые. Давно уже пора было это сделать, сказала она, достала из шкафа вазу, наполнила ее водой и поставила туда сирень из сада, так что вскоре наш дом стал пахнуть так, словно папа никогда не умирал. То, что я отняла у нее воскресные вечера, ее больше не злило. По субботам на танцах публика даже лучше, Жюльетта, вот бы она знала это раньше, настоящие друзья, Жюльетта, люди, которым не наплевать, еще существуют, они учили ее всем танцам в мире, она эти танцы ни за что не сможет запомнить, так их много.