Икает, размазывая слёзы по щекам, а я поддеваю пальцем подбородок и заставляю смотреть в глаза. Как делал это раньше, как сделаю ещё очень много раз.

— То есть у нас с тобой будет ребёнок?

— Если тест не врёт… — всхлипывает и шмыгает покрасневшим носом. — Но я ещё к врачу схожу. Вдруг ошибка.

Я ей дам “ошибка”.

— Чего ты боишься?

— Того, что ты уйдёшь… потому что мы никогда не говорили о детях. Вдруг ты не хочешь?

— Ты точно сумасшедшая, — прижимаю её к себе, ощущая, что кожа на моей груди влажная из-за Аниных слёз. — Прекрати реветь, ясно? Это вредно! Я люблю тебя, очень люблю. И вообще, стой тут. Я сейчас вернусь.

Иду в комнату, где висит в шкафу мой пиджак, в кармане которого спрятана заветная коробочка. Нахер ждать завтрашнего дня и подходящей обстановки, если я хочу быть с этой женщиной здесь и сейчас.

Чем этот момент не подходит? Отличный. И пусть я в трусах, а Аня в футболке, я люблю её, а всё остальное — ересь.

Аня стоит у окна, а плечи слегка подрагивают. Мне не видно её лица, но почему-то кажется, что она никак не может успокоиться. Ну, держись, детка.

— Аня, посмотри на меня.

Она плавно оборачивается и переводит на меня мутный заплаканный взгляд. А я становлюсь голым коленом на прохладный пол и протягиваю чёртову бархатную коробочку, обжигающую мою ладонь.

— Аня, я люблю тебя. Уже два года именно ты — причина того, что я улыбаюсь. Ты выйдешь за меня замуж?

Аня охает и закрывает рот ладонью, а из глаз катятся крупные слёзы. Медленно протягивает дрожащие пальцы к коробочке, но я не даю ей ничего сделать. Поднимаюсь, сжимаю в объятиях, а моя девочка приглушённо охает, когда сдавливаю так крепко, что могу поломать каждую кость.

— А если я откажу? — хитро смотрит на меня снизу вверх и лукаво улыбается.

— Говорят, похоронные услуги нынче оперативны и дёшевы.

— Прям таки убьёшь?

— А почему нет? — натурально удивляюсь, а Аня тихо смеётся. — Если уж стоиот вопрос жизни и смерти, то я, конечно, согласна.

— Только поэтому?

— Да, — кивает. — Ну и потому, что люблю тебя. Надевай кольцо! — требует, а я не собираюсь спорить.

Кольцо приходится впору, и камень в центре платинового цветка горит и переливается в электрическом искусственном свете, что льётся с потолка.

Аня смотрит на свою обновку, вертит ладонью то в одну сторону, то в другую, а я отхожу на шаг назад и снова закуриваю. Вовремя вспоминаю, что рядом с беременными женщинами нельзя этим заниматься и выбрасываю сигарету в окно. Она пикирует на асфальт, рассвечивая ночь ярким красноватым огоньком, а я любуюсь за её полётом, будто бы с прошлой жизнью прощаюсь.

Аня льнёт ко мне, а я дотрагиваюсь рукой до ещё плоского живота и пытаюсь уловить вибрацию новой души, что поселилась там. Я не сентиментальный, мне чужда вся эта ерунда, но и на старуху бывает проруха, верно?

И пусть пока ещё слишком рано, знаю, что совсем скоро я смогу взять своего ребёнка на руки и провести в новую жизнь. Она не будет лёгкой. Разве жизнь вообще бывает простой? Никогда. Но я постараюсь сделать всё, чтобы мой сын — или дочь? — знали, что у них есть надёжное плечо, на которое всегда смогут отпереться — плечо их отца.

Иногда я выносил раненых сослуживцев из адского пекла войны. Порой хоронил почивших, считая залпы орудий, разрушающих хрупкую тишину кладбища. До сих пор во многом виню себя, но всегда знал лишь одно: если у меня будут дети, я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы им не пришлось в одиночку бороться с несправедливостью бытия.

Однажды мне сказали, что внутри меня живёт рыцарь. Возможно. Но только познакомившись с Аней я нашёл ту, для кого мне хочется этим самым рыцарем быть.

Важно ли, что было до? Важно ли, что будет после?

Нет.

Главное, что держу сейчас в руках две хрупкие нити, соединяющие моё сердце с сердцами тех, кто мне до безумия дорог.

Тех, ради кого я готов умирать и рождаться заново.