– Управление собственной безопасности, – повторил майор свою легенду. – Полицейские, отпустившие тебя, будут наказаны. Их начальник – тоже. Очередь за тобой. Мы не будем выяснять, чем ты руководствовался, избивая женщину, как не будем и читать мораль. Не надейся на свои связи, сейчас сажают и губернаторов, и генералов, и чекистов. Никто не рискнёт тебя защищать. А начнёшь качать права, коих у тебя нет, неожиданно попадёшь в ДТП. Я доходчиво объясняю ситуацию?

Комаев, у которого уже выросло брюшко, хотя было ему от силы тридцать пять лет, взмок.

– Я… вас…

– Закатаю в асфальт! – закончил Алексеев, фыркнув.

Барсов стиснул плечо депутата с такой силой, что того перекосило.

– Ай! Отпусти!..

– Понял, спрашиваю?

– Чего вы хотите?!

– Справедливости, – усмехнулся Алексеев, посматривающий на телохранителя, что-то бубнившего в пластину айфона.

– Первое: ты сегодня же извинишься перед учительницей! Второе: больше никогда не сунешь нос в школу! Мы не станем настаивать, чтобы ты добровольно ушёл в отставку с поста депутата, но заерепенишься – скинем весь компромат на тебя в Сеть. Грешков у тебя немало. А когда на Управу обрушится гнев пользователей Интернета, власти быстренько избавятся от тебя, желая сохранить свои кресла. Как тебе перспектива?

– Вы… не имеете права…

– Ох, только давай без соплей. Мы следим за каждым твоим шагом и шутить не намерены. Не последуешь совету добровольно, по-хорошему, организуем исцеление по-плохому. Будет больно. Хочешь проверить?

Комаев начал приходить в себя.

– Вы… гоните… безопасность УВД не занимается гражданскими…

– Не занимается, – согласился Барсов, – если её не попросят вмешаться. И у простых учителей могут быть могучие защитники. Наш полковник имеет свои резоны и связи в сфере образования, так что, если будет необходимо, он подключит структуры другого уровня. К тебе придут мальчики покруче. Ну, как, договорились?

Комаев сглотнул, растирая плечо, криво улыбнулся:

– Договорились.

Барсов вынул из пистолета телохранителя (это был новенький «Макаров М-2») обойму, кинул оружие не переднее сиденье и вылез. За ним вылез Алексеев.

Телохранитель кинулся к машине, гнусавя:

– Босс, я вызвал полицию…

– Дурак, – послышалось из кабины, – они тоже из полиции, садись.

Отойдя в сторонку, спецназовцы понаблюдали за суетой у ворот (выглянули ещё два парня), дождались, пока «Мазератти» уедет, сели в свой «БМВ».

– Не уверен, что он исполнит наши требования, – сказал Алексеев. – Заметил, какая у него хитрая испитая физиономия? Может, поговоришь с шефом, организуем показательную слежку, чтобы убедился, что мы не блефуем?

– После всех контактов с президентом? Гаранину будет не до того. Остаётся надеяться, что наш разговор с футболистом не останется без последствий.

– Ага, особенно если он начнёт махать кулаками.

– Это будет означать, что нынешние «слуги народа» ничего не боятся, имея «крыши» в верхах, где сидят отморозки крупнее в размерах. Тогда придётся заниматься этим делом всерьёз, поднимать группу.

Алексеев тронул машину с места:

– Куда теперь?

– Подвези домой, залягу спать.

Через полчаса Барсов был дома.

Проспал он до самого вечера, отключив мобильный и рацию, посчитав, что в этот день имеет право на долгое горизонтальное положение. Разбудил его в половине седьмого звонок в дверь. Гадая, кто это мог быть, Барсов заглянул в глазок и увидел соседку, история которой подвигла его направиться в поисках справедливости вне сферы служебной деятельности. Открыл дверь.

– Маша?

Учительница зарделась под его взглядом, но глаз не опустила.

– Мне звонил Борис Аркадьевич… директор школы…

– Да? – ненатурально удивился Вениамин.

– Меня восстанавливают в должности.

– Очень хорошо, – обрадовался Барсов. – Я знал, что правда восторжествует. Что вы ответили директору?

Мария Ильинична пристально посмотрела на майора:

– Это ваших рук дело? Вы были у директора?

– Ну, заехал по пути, мы хорошо побеседовали о том о сём. Надеюсь, и ваш обидчик ещё принесёт свои извинения.

– Не нужны мне его извинения. Почему вы решили… вмешаться в это дело?

Барсов спохватился:

– Что же мы стоим на пороге, заходите, чайку-кофейку попьём.

– Неудобно…

– Что ж тут неудобного? – улыбнулся он, вдруг заметив, что учительница хороша собой. Ей очень шёл летний сарафан в синий горошек, губы она не красила, они у Марии Ильиничны и так были яркие, полные, а серые, с зеленоватым оттенком глаза смотрели открыто и прямо.

– Мы с вами живём рядом давно, а по сути, незнакомы.