— Сколько ты здесь?.. — меня трясло до такой степени, что говорить едва ли получалось.

Лора, все так же держа меня за руку, тихо ответила:

— Двадцать лет.

Зажмурив глаза до боли, я постаралась сдержать даже не стон – мне выть хотелось! Двадцать лет! Двадцать проклятых лет! Почти вся моя жизнь! Двадцать лет в аду? В тюрьме? Как он мог?! Как он посмел? Какое он имел право так поступать с той, кто носит имя Астаримана?! Да и в принципе с женщиной… с женой… с матерью своих детей?!

— А… дддети? — спросила все так же, не разжимая век и отчаянно пытаясь сдержаться.

Лора гулко сглотнула и тихо ответила:

— Динар, властный отец, Кат. Наши сыновья обучались в Далларии в закрытых военных учебных заведениях, последний раз я видела каждого из них в их семь лет. Дочери… Дочери замужем.

— Пппо своей воле? — меня уже просто трясло.

— Не смеши меня, Кат, — хмыкнула Лора. — Они принцессы. Право выбора для таких как мы? У нас его нет.

Я открыла глаза и еще раз осмотрела место, которое было тюрьмой для моей сестры двадцать лет! Двадцать проклятых лет!

Отпустила ее руку, прошла к стене и со стоном оперлась о нее, запрокинув голову и стараясь не скатиться в истерику.

Даллария и Оитлон… Я упустила имеющиеся культурные различия. Существенные культурные различия. Это было моей ошибкой. Полностью моей ошибкой! Следовало учесть. Следовало просмотреть договор составленный кесарем, рассмотреть его с учетом культурных особенностей далларийцев. Потому что это у нас в Оитлоне у мужчины и женщин были равные, в том числе равные имущественные права, а в Далларии — нет. И это для меня, привыкшей к равноправию фразу «Наказал жену» неимоверная дикость, а для него – норма и традиция его страны, его культуры, его общества, в котором у женщины не было право на развод, на детей, на деньги, и на… выбор любовников.

И я не подумала об этом. Я даже ни разу не задумывалась об этом. Выросшая вначале практически вне социума, а после фактически над всеми его законами, я просто даже не подумала об этом. А сейчас мне оставалось лишь бессильно вспоминать и анализировать – в Далларии какая-то власть появлялась только у матери мужа. В остальном далларийским женщинам полагалось молчать и рожать. Или рожать и молчать. Тут уж как посмотреть. И если в браке, где мужчина любил все могла быть мягче, то в том, где мужчину вынудили…

— И насколько реальность семейной жизни отличалась от ожиданий? — тихо спросила я.

— Кардинально, — так же тихо ответила Лора. И помолчав, добавила: — У них другие традиции. Другие правила. Другие требования. И никаких прав.

Сползла по стене вниз, закрыла лицо ладонями и просто постаралась не думать об этом сейчас. Не думать. Просто не думать! Думать надо было тогда. Мне. Отцу. Советникам. Никто даже не поднял вопрос различия в культурах при обсуждении помолвки Лорианы и Динара. Никто. Ни одна живая душа!

И тут Лора сказала:

— Это моя вина.

Я убрала ладони от лица, с болью глядя на нее. А Лора… моя прекрасная Лора, устало, со всей тяжестью прожитых лет, прошла к скамье, с трудом опустилась на нее, посмотрела на меня и пояснила:

— Переоценила свои силы.

Горькая усмешка на лице пожилой женщины, где только глаза сохранили цвет и красоту ее молодости.

Лориана обхватила себя за плечи, и рассказала:

— Динар поставил условие, Катриона. Несколько условий, на которых он согласился бы… Я подписала договор, надеясь что…

«Что тебе это сойдет с рук, как и всегда»… — грустно поняла я.

Лора посмотрела на меня, улыбнулась, покачала головой и прошептала:

— Жизнь утекла, как песок сквозь пальцы. Я получила Динара, но он так никогда и не стал моим. Я стала императрицей, заняла твое место, как мечтала когда-то, но оказалось что у принцессы Оитлона свободы больше во стократ, чем у той, что связала себя брачными узами. Я оказалась не готова к исполнению своей мечты, Кат, и не готова принять обязанности, которые с такой легкостью выполняла ты. И мне бы понять это за тот месяц, что ты пребывала в Готмире, но я подумала… Динар ведь не наш отец, я думала будет… как прежде, только лучше. А лучше не было…

Лора… Лора…

Я сдержала стон, давно усвоив – нет смысла страдать о прошлом, если есть проблема ее нужно решать в настоящем, и не допускать повторения в будущем. А страдать… не в этой жизни, в этой на страдания как-то никогда нет времени.

— За что он тебя сослал? — все так же сидя на полу, прямо спросила я.

И Лориана опустила взгляд.

Несколько томительных секунд она молчала, словно искала оправдания, а затем вдруг сдалась и ожесточенно проговорила:

— Динар — тиран, Кат. Просто тиран. Он не простил никому и ничего, и установил режим на порядок жестче того, что имелся при кесаре. — Взгляд на меня и неожиданный вопрос: — Как Араэден?