Шрифт:
— А по какому поводу праздник? У тебя день рождения?
— Нет, день рождения у меня в апреле. А это в честь твоей новой работы. Я подумал, тебе будут приятно.
— Ага. И почему у меня такое чувство будто ты чего-то недоговариваешь?
— Понятия не имею, — но его смеющиеся глаза подтвердили мою догадку.
— Совсем?
— Ага.
— Ну ладно, — с преувеличенным интересом рассматривала блюда, стоящие на столе. — Что-то музыки не хватает.
— Точно, — стукнув себя по лбу нажал на пульт.
Спрятала улыбку и больше ничего не говоря принялась за еду, слишком вкусно все выглядело и пахло, а на вкус… божественно. Конечно, я понимала, что Тимофей заказал все в ресторане, но разве это важно? Меня больше занимала мысль для чего он это сделал?
— Спасибо, было очень вкусно.
— Но тебе не понравилось, — прищурившись Тимофей откинулся на спинку стула.
— Отчего же? Понравилось. Только не понимаю зачем ты это сделал?
— Сделал что? — по голосу было слышно, что он начинает злится.
— Весь этот ужин, можно было ограничится просто пюре.
Резко встав из-за стола, что опрокинулся стул, Тим выскочил из кухни.
Недоуменно смотрела то на пустующее место, то на захлопнувшуюся дверь. Ничего не понимаю, я была просто уверена в том, что мне признаются, нет не в любви, в это я не поверю, но в симпатии. А тут…
Так и не поняв причины испорченного настроения Тимофея взялась за уборку. Мне этого мужчину не понять. То он заботлив до духоты, то взрывается на пустом месте.
Свечи не тушила, во-первых, с ними уютнее, а во-вторых я боюсь выйти в коридор. Не понимаю в чем именно виновата, но чувство вины разъедает и поэтому я предпочту переждать бурю на берегу.
А чтобы скрасить свое ожидание приготовила латте. Наслаждаясь мягкой пенкой прикрыла глаза. Как там в рекламе-то было? И пусть весь мир подождет. Жаль мир этого не знал.
— Тася, я не понимаю, что делаю не так? — вздрогнув от неожиданности чуть не подавилась.
— Я тебя тоже не понимаю, — поставила стакан на стол обняв его двумя руками. Согреть не согреет, а руки при деле.
— Я могу предположить, что боль прошлого мешает тебе в настоящем, но со мной можно же колючки убрать, — положил голову на сцепленные руки внимательно на меня глядя.
— Да ты сам псих! — зря он это сделал. Терпеть не могу, когда со мной включают психолога. После смерти родителей со мной работал один, до сих пор дергать начинает. — То ты душишь своей заботой, то взрываешься на пустом месте!
— У меня тоже не все сладко было в жизни, — на стол опустились крепко сжатые кулаки.
— И именно поэтому ты решил меня полечить?
— Я хочу тебе помочь! — нет мы не кричали, просто говорили громко и твердо.
— Романтическим ужином?! — чувствуя, что готова бросить в него стаканом встала и отвернулась к окну.
— Да! Нет… то есть… — в отражении я видела, как он двумя руками взъерошил свои волосы на какое-то мгновение замерев. — Я просто хотел сделать тебе приятно, но твое недовольство убивает.
— То есть я виновата?
— Да причем тут виновата или нет! — он так же поднялся и отошел к другому краю окна. Какое-то время мы молча стояли, глядя на ночной город, который, казалось и не планировал спать. — Я вообще не этого хотел, думал, что этот ужин немного нас сблизит и ты больше будешь мне доверять. Поверь, я не желаю тебе зла.
— Знаешь, сложно доверять, после того, как тебя предали те, кому ты доверял и кого любил, — город я больше не видела, я вернулась в прошлое. — Я приехала сюда после девяти классов и мне удалось не только сразу поступить, но и найти подругу. Олеся, она красавица и умница, добрая душа взялась меня опекать и рассказывать о жизни в большом городе. Тогда я была уверена, что она искренна и бескорыстна. Мы много времени проводили вместе, хоть и жили в разных местах, я в общежитии, а она дома с родителями. Счастливые два года, а потом появился Ярослав. Красивый, словно только что сошедший с обложки глянцевого журнала. Уверенный, богатый. Он красиво ухаживал, дарил цветы и игрушки. Конечно же, своей радостью я первым делом поделилась с лучшей подругой, с той, кого считала сестрой. И она, как более опытная учила меня уму-разуму. Очень быстро мы стали жить вместе с Яриком, он мне рассказывал много красивых сказок и давал разные обещания. Я верила и доверяла. Говорил, что осенью поженимся, когда мне восемнадцать исполнится. Я уже и платье в салоне присмотрела и бабушке рассказала. А однажды, я вернулась домой раньше, а там Ярик и Олеся на нашей кровати. Им не было стыдно, наоборот, рассмеялись мне в лицо, наговорив гадостей и продолжили целоваться. Они даже простынкой не прикрылись. Никогда не чувствовала себя настолько униженно и гадко. Честно говоря, я слабо помню, как собирала впопыхах вещи, чтобы как можно скорее сбежать от той грязи. Понимаешь, я ведь видела, что он смотрит на других девушек, когда мы вместе, но не придавала этому значения, ведь он говорил, что меня любит. Я ему верила, а это объясняла тем, что он меню смотрит, а кушать ко мне придет. Глупо. В общежитие меня не приняли. Зато девчонки помогли успокоится и привести себя в порядок. Представляешь, оказывается все видели, что Олеся Ярику глазки строит у меня за спиной и он с ней флиртует. Знали и молчали. А почему молчали? Потому, что не хотели меня расстраивать. Можно подумать, что, узнав правду я на седьмом небе от счастья была. Ну да ладно, что теперь об этом. Тем же вечером позвонила соседка сказала, что у бабушки инсульт. Так, что можно сказать удачно я вещи собрала. Об учебе, конечно, уже речи не шло, я нужна была бабушке. О том, что с Яриком расстались не говорила, а вот академку в училище взяла, хоть у меня уже должна была быть практика. И дело не только в бабушке, я бы не смогла каждый день видеть Олесю. А незадолго до моего дня рождения бабушки не стало. Но к учебе я не вернулась. Мне надо было побыть с собой и понять, что делать дальше. Одно поняла тогда, никому нельзя верить и все надо делать самостоятельно. Потому что сегодня тебе помогают, а завтра уже некому. Так, что прости, но ты от меня хочешь невозможного. Не могу просто так принять и просто так поверить. Не могу.
Оказавшись в кольце крепких рук расплакалась от обиды и усталости. Тимофей молчал и лишь сильный стук сердца, и жар его рук говорили со мной, успокаивая и давая силу прожить ту боль.
Не знаю сколько мы так простояли, но в конце концов я успокоилась и решилась отстраниться от этого горячего тела. Слишком опасно и слишком хочется остаться с ним навсегда.
Возможно, это глупо, ведь я Тимофея совсем не знаю, слишком много многоточий неизвестности. Зато я знаю, что он не бросит в трудную минуту, он умеет заботится, а излишек этой заботы, скорей всего вызван тем, что давно ее не проявлял. Впрочем, я могу и ошибаться.