— С тобой и на кухне романтика, что уже говорить о Париже? — и это правда, мне с ним везде хорошо.

— Вот и думай обо мне, — мягко улыбнулся. — А все остальное оставь мне.

— Прости, мне правда здесь очень нравится. Просто много людей и все близко.

— Тогда пойдем наверх, — от удивления открыла рот.

— А что можно еще выше подняться?

— Не только можно, но и нужно, — взяв меня за руку повел к лифту.

— О боже, интересно, а можно расправить руки и взлететь? — оказавшись на самой высоте почувствовала свободу, аж дышать стало легко.

— Нет, лететь никуда не надо. Я…

Развернул меня за плечи и глядя в глаза опустился на одно колено.

— Тасенька, я знаю, что часто веду себя как идиот. Знаю, что со мной чаще трудно, чем радостно. А еще я знаю, что только ты способна наполнить меня жизнью, подарить смысл и ради твоей улыбки я готов на все. Ты завладела моими мыслями, моим сердцем и моей душой, и я рад этому. Потому что никого и никогда не любил так, как тебя. Я хочу всю жизнь прожить с тобой, держа за руку, защищая и оберегая. Я люблю тебя, Тасенька. Будь моей женой.

— Тим… — слезы лились, не желая останавливаться, это было так трогательно, что от переизбытка чувств не могла сказать ни слова. Только глупо улыбаться.

— Тась, я понимаю, что ты мне не веришь, ведь однажды уже просил тебя об этом и оттолкнул. Прости. Я понял, что только ты мне нужна. Я…

— Тим, ну что ты такое говоришь, ты лучший из всех мужчин, которых я когда-либо знала. Я уже давно не сержусь на тебя.

— Но ты не соглашаешься.

— Да конечно я согласна! Как ты можешь сомневаться в этом? Я же без тебя как без воздуха.

— Ты свет моей души, любимая, спасибо, — быстро поднялся, одновременно с этим надевая кольцо на мой палец. Обнял мое лицо руками, большим пальцами стер мокрые дорожки слез.

Медленно, как же медленно, он наклоняется чтобы поцеловать меня. Мои губы раскрылись на встречу, желая поцелуя. А сердечко стучит часто-часто то ли от пристального взгляда, то ли в предвкушении.

Неужели Тим еще сомневается во мне или в моем ответе? Это была последняя связная мысль.

Наши губы встретились, словно впервые знакомились, нежно, невесомо прикасались, словно боясь спугнуть. Что может быть слаще поцелуя после сказанного «да»?

Ласковые руки продолжили свое путешествие и зарылись в прическу, выбрасывая все шпильки, давая волосам долгожданную свободу. Тимофей не спешил, словно смаковал каждое мгновение. Наполняя им и меня. В какой-то момент я почувствовала внутри пустоту.

Все бабочки разлетелись, не выдержав накала чувств и жара, поднимающегося из глубин. Он словно лава медленно заполнял каждую клеточку тела, словно клеймя одним мужчиной. Моим мужчиной.

Голова кружилась, ноги подгибались, но крепкие, горячие руки не давали упасть. Все теснее и теснее прижимая меня к себе. А и не против. Мне хочется прорасти в него каждой клеточкой.

Между нами словно разряд тока прошел. Прижав меня еще сильнее, через мгновение Тимофей отступил.

Все еще держа меня, давая время вернуться на землю, лбом уперся в мою макушку:

— Тасенька, спасибо, любимая. Ты сделала меня самым счастливым мужчиной на всей планете.

Тимофей

Можно ли быть счастливее человека, услышавшего «да» от любимой? Вряд ли. Что с этим может сравниться? Раньше думал, что полное счастье — это когда кого-то спасаешь. Теперь сомневаюсь. Это здорово, это радостно. Но счастье вот оно, тихонько сопит у меня на плече на высоте многих километров над землей.

Замучил я ее сегодня. Блин, я не так представлял нашу поездку. Так хотел показать красивейшие города, но спина, чтоб она здорова была, так не вовремя потребовала покой.

Тасенька, расстроилась, хоть и старалась держать все в себе. Но с ее живой мимикой разве можно скрыть очевидное? И Париж уже не так ее впечатлял, как Будапешт. И рисунки уже не такими эмоциональными были.

Да, она в них погружалась ненадолго, а после как потревоженный зверек испуганно вскидывала голову пристально глядя на меня.

Кто бы мне сказал, что буду понимать эмоции рисунка. Рассмеялся бы в лицо. Это же бред. Что по той краске можно понять? Вот лица живых людей — это да. Это можно. Глупец. Я и без красок по одному лишь карандашному наброску все понимать стал.

И вот о какой романтике можно говорить в таких условиях? Весь день, как на иголках. В последний момент даже передумать хотел. А смысл? После такого ужасного путешествия признание выглядело дурацким.

Но ее чувство свободы, там на смотровой площадке, подстегнуло меня. И как же я этому рад. Не представляю, когда бы смог решиться на это снова.