Шрифт:
рода новообразованиями, только имеющими функции сослагательного наклонения. По своему
значению сослагательное наклонение близко к наклонениям желательному, повелительному и к
изъявительному будущего времени. От желательного оно отличается тем, что обозначает волю, нередко требование говорящего, тогда как желательное выражает только его желание. От
повелительного наклонения сослагательное отличается тем, что выражает намерение, осуществление которого является зависящим от известных определенных обстоятельств, а от
изъявительного наклонения будущего времени — тем, что означает главным образом намерение, волю говорящего, тогда как изъявительное наклонение будущего времени выражает
преимущественно предвидение действия. Тем не менее иногда сослагательное наклонение имеет
значение изъявительного наклонения будущего времени. Сообразно с этим, различают два типа
сослагательного наклонения: сослагательное наклонение воли или хотения (Conjunctivus volitivus) и сослагательное наклонение предвидения (Conjunctivus prospectivus). Первый, по-видимому, как и
повелительное наклонение, употреблялся первично только в положительных предложениях. При
помощи сослагательного наклонения также спрашивают о чём-нибудь, что должно случиться.
Образчик сослагательного наклонения хотения, воли: лат. hoc quod coepi primum enarrem (Теренций: «сначала я хочу рассказать, что я предпринял»); образчик перспективного
сослагательного наклонения (со значением будущего времени): санскр. — «утренняя заря явилась
и появится и теперь» (R. V. I,48,3); греч. — «и если когдани будь кто-либо скажет» и т. д.
Сослагательное наклонение воли или хотения охватывает и порабощает сознание Родиона
Раскольникова, становится жизненной платформой всех его преступлений в «Преступление и
наказание» Ф. Достоевского, и его тайное поклонение личности Наполеона. Для мещанина
обывателя общечеловеческие ценности и нормы морали ничего не значат, он самоуверен, скуп не терпим к точке зрения отличной от его. Нормы морали, патриотизм, историю своего
народа мещанин-обыватель искусно эксплуатирует в своих целях, мастерски манипулируя
ими, проявляя образцы ханжества. Его характерная черта — абсолютная уверенность в
собственной исключительной непогрешимости, так как для его сознания не существует
закона причин и следствий.
Необычайно ёмко и точно охарактеризовал это явление Владимир Набоков в «Пошляки и
пошлость» (1957 год): «Мещанин – это взрослый человек с практичным умом, корыстными, общепринятыми интересами и низменными идеалами своего времени и своей среды...
Мещане питаются запасом банальных идей, прибегая к избитым фразам и клише, их речь
изобилует тусклыми, невыразительными словами. Истинный обыватель весь соткан из этих
заурядных, убогих мыслей, кроме них у него ничего нет. Но надо признать, что в каждом из
нас сидит эта за клишированная сущность, и все мы в повседневной речи прибегаем к
словамштампам, превращая их в знаки и формулы... Обыватель любит пустить пыль в глаза и
любит, когда это делают другие, поэтому всегда и всюду за ним по пятам следуют обман и
мошенничество... ему присущи лжеидеализм, лжесострадание и ложная мудрость... В русском
языке есть, вернее, было специальное название для самодовольного величественного
мещанства — пошлость. Пошлость — это не только явная, неприкрытая бездарность, но
главным образом ложная, поддельная значительность, поддельная красота, поддельный ум, поддельная привлекательность».
Припечатывая что-то словом «пошлость», мы не просто выносим эстетическое суждение, но и
творим нравственный суд. Все подлинное, честное, прекрасное не может быть пошлым."
Ницше дал точное определение бытовой пошлости мещан-обывателей: «Пошлая натура
отличается тем, что она никогда не упустит своей выгоды». Из этого следует, что за фасадом
высокообразованного человека с широкой натурой мещанина, скрывается скупой и мелочный
человек, уверенный что правильно живёт, и познал смысл жизни.
По определению А. Герцена, мещанство это внеклассовое и всесословное явлением, и при
всем этом — не сословное. Ныне низменность идеалов стандартного мещанина-обывателя
особенно ярко выражена в неустанном отстаивании своего «правильного» образа жизни, образа мысли.