Из ложи правительства Ленин шлет записку в большевистскую фракцию. И, точно по команде, поднимается Степанов-Скворцов и предлагает пропеть „Интернационал“. Все встают. Поют. У левых и правых свои дирижеры. У социал-революционеров находящийся впереди Чернов, время от времени оборачивающийся лицом к депутатам и широкой жестикуляцией силящийся их вдохновить и увлечь. Поют, однако, далеко не все. На обоих флангах нестерпимо фальшивят. И не только звуки, шедшие как попало, вразброд, „по фракциям“, фальшивят…

Устами председателя ЦИКа Свердлова большевики предъявили категорическое требование – признать „в корне неправильным, даже с формальной точки зрения, противопоставление себя советской власти. Власть должна принадлежать целиком и исключительно трудящимся массам и их полномочному представительству – Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов“. Задачи же Учредительного собрания „исчерпываются общей разработкой коренных оснований социалистического переустройства общества“».

Умело торпедированное большевиками, Учредительное собрание медленно разваливалось.

Пока депутаты тщетно пытались кое-как наладить заседание, в Таврическом саду матросы произвели закулисный расстрел.

Дело было так. Ленин оставил на вешалке пальто. Его карман провисал под какой-то тяжестью. Одного из часовых это заинтересовало: «Что это там у нашего Ильича?» Запустив в карман руку, он извлек на свет божий револьвер.

– Пригодится в хозяйстве, – решил красногвардеец, реквизируя находку. – Ильичу всегда новый выдадут.

Тем временем, устав от шума в зале, Ленин решил прогуляться во дворике дворца. Он накинул на себя пальто, которое сделалось вдруг подозрительно легким.

– Где револьвер? – возмутился Ильич. – Сюда – Дыбенко!

Явился сконфуженный народный комиссар.

– Что это такое?! – топал ногами вождь. – Обыск и выемка? Карманников развели среди караульных! Отыскать вора и наказать.

Через три минуты виновного обнаружили. Через пять, выведя во двор и поставив к толстому дубу, матросы стали совещаться:

– Как казнить врага, поднявшего подлую руку на собственность вождя мировой революции, – повесить или расстрелять?

– Повесить бы – оно лучше! – кто-то высказал предложение. – Пусть подрыгается, а нам потеха смешная.

– И то дело! Тащи веревку и обмылок!

Пока прикидывали, на какую ветку сподручней забросить, вернулся посыльный.

– Вот, обмылок в сортире умыкнул, а из веревок только это… – И он протянул тонкий шнур для подъема портьер.

– Эх, раззява! – возмутились матросы. – Посмотри, солдат, на чем тебя он вешать хочет – шнурок тонкий, а ты жирный довольно. Сорвешься как пить дать!

Солдат, глотая сопли, рыдал навзрыд:

– Братцы, помилуйте! За что убивать собираетесь? За какой-то поганый револьвер. Парнишка мой из деревни приехал, хотел ему подарок сделать. Галок стрелять. А любимый Ильич себе самый лучший достанет…

– Дело, конечно, пустяковое. Но помиловать никак нельзя. Оставим тебя живым, а ты на глаза Ильичу попадешься, он от этого может расстроиться и в сердцах нас прикажет «замочить». Так что мы тебя сейчас быстренько прикончим, а потом за твою душу выпьем. У тебя, сердечный, сколько денег при себе? А вот в этом кармане? Давай сюда, тебе уже без надобности. И сам шнурок намыливай.

– Выдержит! – хохотали матросы. – Солдат уже легче стал, вишь, от страха обдриставшись…

Но тут выяснилось, что пока обсуждались технические вопросы, кто-то спер обмылок. Тогда солдата с шутками-прибаутками расстреляли.

Тем временем во дворце события шли своим трагическим ходом. Ленин с ближайшим окружением окончательно покинул зал. Соскучившаяся от безделья стража стала развлекаться тем, что наводила ружья на депутатов, брала на мушку, вскрикивала «пуф!» и дико ржала.

Но выстрел однажды едва не прозвучал по-настоящему. Какой-то матрос признал в эсере Бунакове-Фондаминском былого комиссара Черноморского флота, не пустившего однажды его на берег. И только исступленный крик депутата Бакута: «Опомнись!» – и удар кулаком остановили покусителя. (Погибнет Илья Исидорович Бунаков, видный публицист, один из создателей и редактор знаменитых парижских «Современных записок», от рук фашистов в 1942 году – как участник движения Сопротивления.)

«В полукруглом зале сложенные по углам гранаты и патронные сумки, составленные ружья. Не зал, а становище. Учредительное собрание не только окружено врагами, оно во вражеском стане, внутри, в самом логовище зверя. В отдельных группах «митингуют», спорят. Кое-кто из членов собрания пытается убедить солдат в правоте Учредительного собрания и преступности большевиков. Доносится:

– И Ленину пуля, если обманет!..

Комната, отведенная под фракцию социал-революционеров, занята матросами. Из комендатуры услужливо сообщают, что начальство не гарантирует защиту депутатов от расстрела в зале заседания. Тягучая тоска, скорбь и боль усугубляются от сознания безысходности положения и собственного бессилия. Жертвенность не находит для себя выхода. Что делают, пусть бы делали скорей!..