Я считала Адзауро монстром? Я его недооценила. Сильно недооценила, он был хуже, чем монстр, он был лезвием, которое кромсало мое сердце, он был гением, который дерсенг его ведает как проникнул в сверхохраняемое здание саммита, и он был чудовищем… абсолютно слетевшим с катушек чудовищем.

В полупьяном бреду, со сниженной реакцией и на каблуках… Говоря откровенно, я изначально была ему не противником, а тут просто без шансов.

Но перехватив мои запястья, он вздернул руки над головой, прижал своим телом к зеркальной кабинке лифта, и, кажется, он еще успел определиться с конечным пунктом назначения лифта, выбрав третий уровень парковки, а потом в ад провалились мы оба.

Поцелуй, как удар током по обнаженным нервам.

Ощущение собственной слабости в руках того, для кого единственной слабостью была я.

Сорванное дыхание, жесткий захват почти до боли вздернутых над моей головой рук, словно он не желал дать мне ни шанса к сопротивлению, и через ярость, через гнев, через ненависть — накатывающее на нас обоих безумие.

Наше одно на двоих безумие.

И мне было плевать, что он делает мне больно, потому что это были его руки! Его стальные ладони, сдерживающие, и вместе с тем прижимающие к нему. Его прикосновения… я была готова прыгнуть в любую бездну, только бы чувствовать, что он меня держит, как он меня держит, насколько сильно пытается удержать, ломая к дерсенгам любые стены, заставляя запоздало вспомнить, что Чи был психом. Опасным социопатом, как и большинство аристократов на Ятори, но проблема в том, что его безумием заболела и я.

И мы два психа, неслись вниз и падали, хватая ртом воздух, потому что в этом безумном поцелуе не было места даже для вдоха.

И срывающийся шепот, едва лифт остановился:

— Ненавижу! — все, что прошептала я.

— Люблю, — выдохнул он.

Безумие танцевало вокруг нас, безумие уничтожало все вокруг нас, безумие затопило весь мир. Безумие, в котором единой неизменной величиной оставались лишь мы оба, мы и только мы. Сорванная с волос резинка, его пальцы на затылке и поцелуи, поцелуи, поцелуи. Дикие, страстные, до привкуса крови, до ощущения невесомости, до потери контроля над собой, над ситуацией, над происходящим…

Его хриплое:

— Останови меня. Пожалуйста, Кей, останови меня…

И мое срывающееся:

— Провались к дерсенгам, Чи!

Он сжал меня, сжал с такой силой, что казалось, я сейчас сломаюсь в его руках, но его губы снова накрывают мои – и здравствуй безумие, давно не виделись. Вся моя реальность раскололась на яркие осколки, реальность стала калейдоскопом несвязанных между собой картинок…

Подземная парковка… я не сделала по ней и шага, Чи не выпускал из рук…

Черный флайт с затонированными стеклами… Я знала, что его ведет Адзауро, но даже управляя флайтом, он продолжал держать меня, усадив к себе на колени, и целуя, исступленно, жадно, не останавливаясь.

Окраина столицы…

Гостиница с автоматическим управлением…

Номер, неважно какой. Все что я могла бы вспомнить о нем при всем своем желании, это миг, когда Чи смел с постели покрывало с такой силой, что казалось он сейчас готов смести все что угодно, и уложил меня на накрахмаленную простынь.

Кажется, это был первый раз за весь этот приступ безумия, когда он оторвался от моих губ и заглянул мне в глаза. В мои совершенно пьяные, и боюсь вовсе не от виски, глаза.

— Останови меня… — практически стон.

— Не хочу… — практически исповедь.

И безумие окончательно сорвалось с цепи!

Все что я помнила – его поцелуи. Все что ощущала — его поцелуи. Все чем жила – были его поцелуи. Жаркие, алчные, голодные, вынуждающие задыхаться, и в то же время не отпускать, все что угодно, только не отпускать… не разрывать прикосновения, не терять ощущения его рук на мне, не вспоминать, не позволять никаким мыслям, существовать в момент, когда все что мне нужно – это его безумие, разделенное на нас двоих.

Но даже безумие, кажется, тоже сошло с ума. Безумие в безумии, квинтэссенция страсти, перешедшей на новый уровень. Чи раздевал меня медленно. Безумно медленно. Покрывая поцелуями каждый миллиметр освобожденной от одежды кожи, задыхаясь в моменты, когда останавливался и понимал, что прикасается ко мне. Ко мне. Что это я, рядом с ним, фактически под ним, в его руках, в его полном распоряжении…

И больше не было «Останови меня», было лишь почти виноватое «Прости, я не остановлюсь».

Оно было в каждом уверенном прикосновении, в каждом пронзительно-нежном поцелуе, в каждом жесте. Оно было огнем, который охватил и меня, и я уже не отдавала себе отчета в том, что делаю, не отдавала и не хотела отдавать, мир снова стал калейдоскопом ослепительно ярких картин:

Я обнаженная, Чи стянул с меня последнее что было — черное кружево недопустимой по дрескоду детали туалета и на миг замер, так, словно хотел запомнить этот миг навсегда.

Чи обнаженный. Это меня он раздевал нежно и бережно — свою одежду срывал не глядя, потому что всем, что он хотел сейчас видеть, была только я.

Чи медленно опускающийся на меня, вглядывающийся в мои глаза, напряженный, опасный, хищный… такой желанный.

И боль, вырвавшаяся не стоном — криком!

Ошеломительная, отрезвляющая, зверская боль!