После чая последовал суп. Какой-то мало понятный, с рыбным привкусом и водорослями. Я несколько раз титаническим усилием сдерживала рвотный позыв, но ответственно допила эту гадость. Девчонка попрыгала от счастья, когда я вернула ей пустую плошку, но…

Это было только начало.

Уже в следующий миг распахнулась дверь, уверенно вошел император, посмотрел на медленно бледнеющую меня, затем на склонившуюся в поклоне девчонку и сообщил:

— Кей, это Туми. Ей пятнадцать лет. У нее три брата и две сестры, младшей из которых полтора года. Посмотри внимательно на Туми, Кей. Посмотрела?

Мне даже смотреть не нужно было, я уже знала, что он произнесет дальше. И Изума не подвел.

— Свяжешься с Исинхаем — я отдам девчонку своей страже, и ты будешь на это смотреть. И на это, и на то, как на твоих глазах казнят всю ее семью. Все ясно?

Расчетливый, выверенный, убийственный удар.

— Не слышу ответа, — в голосе императора прозвучала сталь.

Судорожно сглотнув, я ощутила вызов по пси-связи, отклонила его и ответила, глядя в никуда четко перед собой:

— Да, я все поняла.

Более чем поняла. Кто-то только что подписал себе смертный приговор. И это была не я.

Но бледная, дрожащая Туми, стараясь не упасть в обморок, с десятком поклонов нас торопливо покинула, и уже откуда-то из глубины дворца раздалось ее судорожное рыдание, вмиг оборванное, и сменившееся капелью начавшегося дождя, ручейками воды скатывающимися с крыши и мелодично разбивающимися о преднамеренно поставленные чаши. Практически, казалось, что за пределами дворца играет оркестр.

Оркестр из дождя, боли, тоски и полнейшей безнадежности.

Когда император, величественный, превосходно осознающий свое превосходство надо мной в сложившейся ситуации, в традиционном яторийском черном халате подошел, и сел на постель с уверенностью всей династии отборных подонков, которую он олицетворял, я боролась лишь с одним — безумным, диким нежеланием спать с ним.

Понимала, что придется. Я была его игрушкой, его желанной и недоступной столь долгое время игрушкой, до которой он, наконец, дорвался, и отчетливо осознавала – он пожелает получить все от своей новой куклы. И разумнее с моей стороны было дать ему абсолютно все, чего он так хочет, разумнее, и логичнее… но я не хотела.

Как бы сильно я не ненавидела себя за слабость и случившееся с Чи, но ощущать на себе другое мужское тело… до тошноты нет! Не смогу… И даже если заставлю себя, даже если лягу под него в итоге, есть существенное опасение, что вместо интимного процесса этот холеный владелец Ятори получит истерику и бой не на жизнь, а на смерть… Потому что я не смогу. Я понимаю это уже сейчас. Я буду драться, орать, выгрызать свободу зубами, но взять себя в руки и просто вытерпеть — не смогу.

Едва ли Изаму понимал, о чем я сейчас в принципе думаю. Небрежным жестом он откинул покрывало, открывая своему взору мои ноги, скользнул пальцами по стопе, голени, вновь вернулся к пальцам, и произнес:

— Нам потребуется другое возбуждающее средство, не так ли?

Вопросительно посмотрела на него.

— Кадет S-класса, в вас намерено убивают либидо, — с усмешкой произнес Изаму.

Идиот, я не военная! Я не S-класс, я крыса, которая никогда не играет по правилам. И ты только что подставил горло под удар.

— Вы многое знаете о спецподразделениях Гаэры, — мягко убирая ноги обратно под одеяло, произнесла я.

Изаму прищурил и так узкие глаза, и произнес нехорошим тоном:

— Ты снова играешь, Кей?

— Прощупываю почву, — осторожно ушла от темы, понимая, что ложь правитель, вероятнее всего, ощутит мгновенно.

Но это не было ложью, это была почти правда — я действительно прощупывала почву.

Изаму усмехнулся, и сообщил:

— Я знаю достаточно. Ты S-класс, работаешь на Исинхая Адзауро, отщепенца, который некогда покинул свой клан и свою семью и стал королем преступного мира. Известие о том, что бывший гений преступности теперь работает на правительство — прогремело так, что отголоски грозы слышны и по сей день.

Так, супер, с этим разобрались.

Не понятно другое:

— Откуда вам известно мое имя? — прямо спросила я.

Изаму улыбнулся улыбкой змея, который сейчас с удовольствием и без жалости убьет на месте одну маленькую слабенькую крысу.

— Мужчины разговорчивы в постели, — пристально отслеживая мою реакцию, произнес император, — и на пике экстаза, часто произносят имя той, кого действительно хотели бы видеть на месте податливого женского тела. Адзауро стонет именно это имя, когда имеет мою сестру.