Он небрежно бросил копье вместе со своей жертвой в грязь перед собой. Стоны, достигшие ушей Луциана, свидетельствовали о том, что умирающий сторож всё ещё цеплялся за жизнь.

Он ещё больший дурак.

У Николая, очевидно, был великий момент, но голос Виктора со всей серьезностью обратился к компании. «За своё вероломство смертные этой деревни утратили свою защиту в соответствии с Пактом. Сегодня и только сегодня вечером запрет на убийство людей снимается. Празднуйте, как вам угодно, вестники смерти. Утолите свою жажду жизненной силой этих недостойных смертных. Только помните: Монах мой! «

С энтузиазмом приняв эту новость, другие вампиры спешились, передав поводья скромному оруженосцу, только недавно принятому в ковен. Обнажив мечи, вестники смерти вторглись в лавки и жилые дома, выбивая двери, бросаясь вверх по лестнице. Через мгновение душераздирающие крики вырвались из окон за ставнями. Луциан слышал грохот падающей мебели и короткие звуки неравной борьбы. Пронзительные крики мужчин, женщин и детей сливались в какофонию страха и мучений.

Тяжелое тело вылетело из окна над пекарней, разбив ставни, словно брошенное катапультой. Тело, принадлежавшее полному человеку приблизительно сорока лет, описало дугу в воздухе, перед тем как рухнуть на землю недалеко от Луциана. У человека отсутствовало сердце, и его безжизненное лицо застыло с видом полной агонии. Сломанные ребра торчали из зияющей дыры в груди.

Мгновение спустя Николай появился в том самом окне, через которое вылетел мертвый пекарь. Мёртвый принц скинул шлем, обнажив свои гладкие золотые локоны. Кровь струйками стекала по его подбородку на малиновое сюрко. Нечестивое веселье светилось в его сверкающих лазурных глазах, когда он легко спрыгнул с верхнего этажа на улицу.

Своего рода трофей висел в его руке: отрубленная голова молодой женщины, чьи рыжие волосы были обёрнуты вокруг кулака Николая. «Посмотрите, что я нашел в постели пекаря»,— язвительно заметил он, подняв голову на всеобщее обозрение, — «Вам не кажется, что она слишком красива для этого жирного мешка сала?» Он поцеловала мертвые губы девушки, а затем бросил голову через плечо в грязь. «Здравствуй и прощай, моя сладкая! «

Николай, очевидно, рассматривал налёт как необыкновенную забаву. Без сомнения, догадался Луциан, пресыщенный принц видел в убийстве людей просто ещё одну форму гедонистических желаний, как пьянки или блуд.

Но он был далеко не единственным вестником смерти, живущем сегодня в своё удовольствие. Всё больше тел летело из окон выше, скатывались вниз по разбитой грунтовой дороге, как помои из ночного горшка. «Полетаем!» — крикнул Вайе из другого окна, прежде чем выбросить оттуда пожилую женщину. Вопль умирающей старухи прекратился внезапно, когда она упала на землю вниз головой. Луциан догадался, что кровь худой и немощной старухи не могла соблазнить Вайе, в то время когда можно было свободно взять молодые и крепкие вина.

Другие смертные, пытаясь избежать вторжения вампиров, выбегали на дорогу полуодетые. Безумные матери, прижимая детей к груди, выбегали на улицу, где их насиловали Крэйвен и его товарищи. Луциан увидел двух вампиров, пирующих одновременно на одной пухлой горожанке, их клыки вонзились в горло и грудь, а кричащий ребенок возился в грязи всего в нескольких метрах. Через мгновение третий вампир поднял младенца на руки, и тут же его крошечная шея хрустнула между его челюстями. Жаждущий вестник смерти высосал кровь из тела младенца одним глотком, затем бросил труп в сторону, как пустой бурдюк. Ненасытившийся вампир бросился в ближайшую хижину, в поисках ещё одного донора.

Луциан смотрел на резню со стороны старейшины. Часть его искушала присоединиться к кровопусканию, его дразнило такое количество свежего человеческого мяса и мозгов ожидавших, когда их съедят, но его более цивилизованные инстинкты были обеспокоены безудержной бойней, происходящей вокруг. Ему показалось, что он узнал несколько лиц и ароматов из засады в крепости, но это было трудно с уверенностью утверждать. Может ли любое преступление, независимо от того, каким отвратительным бы оно не было, оправдать такие зверства?

Сомнения терзали его, пока он не вспомнил более полно недавние нападения на оба замка и караван. Он снова увидел горло Назира, пронзённое стрелой крестьянина, увидел леди Илону, стащенную с лошади и обезглавленную толпой людей с горящими глазами. Он вспомнил Соню, распластанную на земле всего за несколько мгновений до своего обезглавливания, и его жалость к испуганным жителям полностью испарилась.

«Это всего лишь смертные, в конце концов», — подумал он, — «Какое значение имеет их мелочное существование по сравнению с безопасностью ковена? Старейшина знал, что делал. Соня никогда по— настоящему не будет в безопасности, если эта деревня не послужит примером остальным».

«Проклятые монстры! Вы заплатите за чертовщину! «

Луциан обернулся, и увидел рослого мужчину вышедшего из дверей мясной лавки. Он сжимал в руках окровавленный нож, и безумие пылало в его глазах. «Демоны!» — взревел он,— »Вы убили мою Анну!»

Оборотень не знал, кто такая Анна, и его это не заботило. Все, что имело для него значение это память о Соне, лежащей в крови своей матери, в то время как люди, подобные этому, хотели отрезать её прекрасную голову от тела. Луциан зарычал и бросился навстречу мяснику. Его передние лапы ударили в голову деревенщине, опрокинув мускулистого смертного на спину. Луциан приземлился сверху на сбитого мясника. Его когти вонзились в голую грудь человека, оставляя кровавые раны в хрупкой плоти человека, который в отчаянии ударил Луциана ножом.