Наутро пошли путешествовать по Волжскому. Да что там было смотреть? Заглянули в контору Союзпечати, где работала моя приятельница Нина Антоновна. Мы с ней вели активный обмен книгами: она мне – огоньковские подписки, я ей – что получала на общество книголюбов из книготорга. Нина Антоновна внимательно посмотрела на Левана, спросила о чём-то и под надуманным предлогом вызвала меня в соседнюю комнату.

– Это у вас серьёзно? Парень-то, судя по всему, хороший.

– Да что вы, Нина Антоновна! Он мне совсем не нравится, к тому же сопит…

– А ты не сопишь, дура ненормальная? Зачем же тогда звала его к себе?

– Я не звала, он сам приехал.

– Эх, дура ты дура! Подумай хорошенько. Может, в Тбилиси стала бы жить.

Жить в Тбилиси я не хотела и, понимая всю щекотливость положения, окончательно отгородилась от залётного гостя неприступной бронёй.

Утром 31 декабря поехали в Волгоград. Хоть что-то он должен был увидеть на героической моей земле! Поднялись на Мамаев курган, постояли у решёток Дома Павлова, отправились в Центральный универмаг покупать новогодние подарки друг другу и друзьям. Я всё уже сказала Левану, всё объяснила, и он бродил уныло рядом со мной по магазинным секциям. Остановились у детского отдела.

– Хочешь большого плюшевого медведя? – спросил Леван.

Я хотела, но ответила с глупым вызовом:

– Нет! Хочу вот ту машину, – и указала на громадный детский автомобиль, за рулём которого угорал от восторга какой-то малыш.

– Девушка, – подозвал Леван продавщицу, – нам нужна вот эта машина.

– Опомнись! – возмутилась я. – Неужели шуток не понимаешь?

А и что было покупать-то в наших универмагах накануне Нового 1981 года? Но друг мой мимосердечный настаивал на подарке и выбрал в конце концо, механический пылесосик на длинной ручке. Тоже мне – романтик, называется! Вещь оказалась практически бесполезной, но я попользовалась ею какое-то время, пошоркала по напольному ковру, а потом засунула в кладовку.

Новый год у Ивановых встретили вкусно и весело. Кроме дарительных сувениров принесли с собой пару бутылок «Хванчкары», чурчхелу, орехов. Леван то и дело жал Косте руку и благодарил за пальто и шапку, без которых было бы ему «как французу в восемьсот двенадцатом году – на фиг!» Подруги смотрели на меня с нескрываемым осуждением: мол, и чего ты выделываешься?

Ещё через день, вызвав от соседей такси, Леван уехал. Нахохленный, нервный, в потешной клетчатой кепке, он постоял на пороге – совсем чужой вроде бы, но уже и не такой чужой, как при встрече.

– Писать-то тебе можно?

– Конечно, пиши.

– А новую книжку пришлёшь, когда выйдет?

– Непременно.

И я чмокнула его в щёку. В прихожей осталось висеть Костино пальто, шапка на тумбочке. Мешали они мне долго, до самой осени. Когда Костя забирал свои вещи, мне не стало грустно: чужое и есть чужое.

Где и как встречал этот новый год Вася Макеев, я даже не знала. А Леван, кстати, прислал ещё несколько писем и даже дозвонился до меня однажды, когда, много лет спустя, мы переехали в нынешнюю квартиру. У меня в то время начались проблемы с голосом, говорить было трудно, а из трубки неслось:

– Таня, у меня мама умерла. Я переехал в Вильнюс, но потерял твою книжку «У огня». Не могла бы ты мне прислать?

– Могу прислать другую книжку, – просипела я.

– Другую мне не надо, то есть надо, конечно, но очень нужна «У огня». Там такая фотография!

– Не могу, остался последний экземпляр.

– Жаль! Ну, пока! Я ещё позвоню.

Но больше звонков от него не было.

Год 1981-й. июнь.

За полгода многое изменилось и в душе моей, и в жизни. В квартире зазвучал давно знакомый мужской голос. И вот Василий засобирался в Клеймёновку на сенокос, сиял лицом.

– Матушка заждалась, боится, что трава перестоит.

Я смотрела на него с грустью, обратив вдруг внимание, что штанцы на нём хлипкие, рубашка подлинявшая, кепка застиранная. Полноценная забота об этом человеке ещё не проснулась во мне. Он наезжал из Волгограда на день-другой, иногда на неделю и снова возвращался восвояси.

Между нами всё уже случилось, но общая жизнь пока даже не грезилась. А душа уже начала болеть, признала в нём родного человека. Что было в его душе, гадать не было смысла. Но мужчина всегда чувствует, кто рядом с ним – любительница амурных приключений или женщина с вопросами в глазах. Думаю, Василий понимал, что я не из тех, с кем можно шарахаться по больничным кустам. Серьёзно попросил:

– У меня совсем носки истёрлись, если попадутся – купи две-три пары. И ещё, пожалуйста, присылай хоть через день газеты. Ты знаешь, какие: «Советский спорт» выходит каждый день, «Футбол-Хоккей» – раз в неделю. Ну и, конечно, «Комсомолку» и «Известия». «Литератур-ке» тоже буду рад.

Я счастливо кивала. Значит, и письмо можно написать, и ответа дождаться.

Уже перед уходом:

– Книжки читай точно по списку. Начни с «Соборян» Лескова, потом Куприна, потом Бунина, потом Леонова. «Войну и мир» будем перечитывать сразу после Нового года. Каждый год нужно начинать с Толстого.