Я отключилась и бросила телефон на пассажирское сиденье. Мой отец, занимавшийся изучением еврейского законодательства, всегда хорошо умел различать полутона между черно-белыми буквами. Моя мать, с другой стороны, отличалась удивительным талантом испортить знаменательный день. Я въехала на подъездную дорожку и вошла в дом, где прямо за дверью меня встретил Оливер.

– Мне нужно выпить, – сказала я ему, и он поднял ухо, потому что, в конце концов, было всего лишь без четверти двенадцать.

Я сразу подошла к холодильнику. Вопреки тому, что, вероятно, представляла себе моя мать, там были лишь кетчуп, стручковый перец в банке, морковь для Олли и йогурт со сроком реализации со времен администрации Клинтона. Я налила себе бокал шардоне «Йеллоу Тэйл». Мне хотелось немного расслабиться, перед тем как я включу телевизор, когда мои пятнадцать минут славы будут, без сомнения, подпорчены костюмом в полоску, в котором моя и без того толстая задница покажется просто гигантской.

Мы с Оливером устроились на диване, как раз когда по комнате разнесся лейтмотив дневных новостей. В камеру улыбалась ведущая, женщина с гарнитурой на светлых волосах. За ее спиной было изображение американского флага с надписью: «НЕТ КЛЯТВЕ?»

– Среди главных новостей сегодня – дело, выигранное учащимся средней школы, который отказался произносить Клятву верности американскому флагу.

На экране появилось видео, снятое на ступенях здания суда, где мелькало мое лицо, в которое репортеры совали целую гроздь микрофонов.

Черт побери, я действительно выглядела толстой в этом костюме!

– В ошеломляющей победе, одержанной в борьбе за гражданские свободы личности… – начала я свою речь с экрана, но потом вдруг мое лицо закрыл ярко-синий баннер с надписью: «ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ».

Включилась прямая трансляция от здания тюрьмы штата, где разместился стихийно возникший палаточный городок и стояли люди с плакатами и… что это там – вереница инвалидных колясок?

Порыв ветра неистово разметал волосы журналистки.

– Меня зовут Джанис Ли, и я веду прямой репортаж из мужской тюрьмы штата Нью-Гэмпшир, расположенной в Конкорде. Это местопребывание человека, которого заключенные называют здесь мессией-смертником.

Я взяла Оливера и села по-турецки перед телевизором. За спиной журналистки были десятки людей, и я не знала, выставляют ли они пикеты или протестуют. Некоторые высовывались из толпы: мужчина с двойным рекламным щитом с надписью: «ИОАНН 3: 16», мать, прижимающая к себе болезненного с виду ребенка, группка монахинь, молящихся с четками.

– Это продолжение нашего первого репортажа, – сказала журналистка, – в котором мы осветили необъяснимые события, произошедшие с того момента, как заключенный Шэй Борн, единственный смертник в Нью-Гэмпшире, выразил желание пожертвовать свои органы после казни. В наше время может найтись научное доказательство того, что эти события не являются чудесами… и что-то еще.

На экране появилось лицо офицера в форме тюремного надзирателя. Рик Уитакер – следовало из надписи внизу экрана.

– Первый случай произошел с водопроводной водой, – сказал он. – Однажды вечером, во время моего дежурства, заключенные опьянели, и действительно, мы обнаружили в трубах остатки алкоголя, хотя тестирование источника воды ничего не выявило. Некоторые упоминали о птице, которую оживили, хотя я сам не был тому свидетелем. Но должен сказать, самые удивительные изменения произошли с заключенным Дефреном.

Снова заговорила журналистка:

– Согласно источникам информации, заключенный Люций Дефрен, ВИЧ-пациент на последней стадии заболевания, чудесным образом исцелился. Сегодня в вечернем репортаже мы поговорим с врачами Медицинского центра Дартмут-Хичкок о возможности научного объяснения феномена… Но для вновь обращенных поборников этого мессии-смертника, – заявила журналистка, указывая на лагерь позади себя, – возможно все. Это был репортаж Джанис Ли из Конкорда.

В толпе людей за ее спиной я заметила знакомое лицо – Диди, массажистку из спа-салона, делавшую мне обертывание. Я вспомнила, что пообещала ей посмотреть дело Шэя Борна.

Достав телефон, я набрала номер своего босса в офисе:

– Вы видели новости?

У Руфуса Уркхарта, главы Союза защиты гражданских свобод в Нью-Гэмпшире, на рабочем столе стояли два телевизора, показывающие разные каналы, чтобы он ничего не пропустил.

– Да, – сказал он. – Я полагал, покажут вас.

– Меня прервали ради мессии-смертника.

– С Божественным не поспоришь, – пошутил Руфус.

– Это точно, и я хочу выступить от его лица.

– Проснитесь, солнышко, вы и так это делаете. По крайней мере, должны были составлять экспертные заключения, – сказал Руфус.

– Нет, я имею в виду, что хочу взять его в качестве клиента. Дайте мне неделю, – попросила я.

– Послушайте, Мэгги, этот парень уже прошел через суд штата, первый круг федерального суда и Верховный суд. Если я правильно помню, в прошлом году все закончилось: Верховный суд отклонил его прошение. Борн исчерпал свои апелляции. Не представляю, как можно приоткрыть эту дверь.

– Если он считает себя мессией, – сказала я, – значит снабдил нас рычагом.

Федеральный закон о защите свободы вероисповедания узников, принятый в 2000 году, фактически вступил в силу пять лет спустя, когда Верховный суд одобрил решение по одному делу, в котором группа заключенных из Огайо, сатанистов, возбудила дело в суде штата о неудовлетворении их религиозных нужд. Коль скоро тюрьма гарантирует право исповедовать религию, не принуждая тех, кто не желает ее исповедовать, этот закон является конституционным.