Шейный платок я развязала в два счета, раньше я путалась в узлах и наслоениях шёлкового аксессуара, а сейчас нет, раз и готово, видимо сказывается опыт. Или нетерпение. Желание добраться до горячей, обнаженной, смуглой кожи было невыносимое. Кончики пальцев подрагивали от нетерпения и я, практически отрывая, да нет, не практически, а отрывая мелкие пуговки, которые как сухой горох падали на пол, цокая и теряясь, распахнула белоснежную сорочку и набросилась жалящими поцелуями на вздымающуюся грудь.

Руки упыря шарили по моей спине, стягивая шёлковый халатик с плеч, оставляя меня в кружевном пеньюаре, едва ли прикрывающем середину бедра, а горячие губы обжигали шею, ухо, плечо, ключицу, зарождая внутри меня пламя, медленно, но верно растекающееся по всему телу, опаляя его жидким огнем всё мое естество, от макушки до пяток. Его рубашка и жилет скомканными буграми валялись на ковре, венчали шерстяные горы шелковые лужицы моих неглиже. Я ощущала сейчас себя леди Годивой*, нагая и на великолепном жеребце.

Совершенно не понятно как, но мы уже не сидели на мягком стульчике, обитым парчой, подхватив меня под попку, Макс так и не донес меня до огромной кровати, на пол пути, спотыкаясь и чертыхаясь от нетерпения, он прижал меня к стене и вжимаясь гладким телом, доводил меня ласками до капитуляции. Покусывая шею, он свободной рукой гладил сосок, то пощипывал, то тер, то ласкал его большим пальцем, вызывая во мне и стоны, и хрипы.

А когда твердая, до предела возбужденная плоть толкнулась во влажные складки, нетерпеливо и с наслаждением поддразнивая меня, я хитро прищурилась и нажала на безотказную кнопку — укусила вампира в стык шеи и плеча, сильно и до крови, зализывая ранку языком и смакуя богатый вкус крови любимого. Фетиш, что срывает крышу и дергает стоп-кран. С капитулирующим хрипом, поздно разгадав мой маневр Максимилиан сдался — резко и глубоко входя, до самого предела погружаясь и освобождая от томительного напряжения и меня, и себя.

Сильно и часто он вбивается, впечатывая меня спиной в стену, я обхватила его ногами и руками, принимая на всю немалую длину. Черты его лица хищные, глаза переливаются алмазными гранями, вены на лбу и шее вздуты, еще немного и оргазм ударит его плашмя, простреливая по позвоночнику, с силой урагана. Но он сдерживает себя, ради меня, ради того, чтобы я первой ощутила весь сказочный спектр удовольствия. Наши движения едины, синхронность как у машины, работающей слаженно и без ошибок, и он добивается своего.

Я кричу на выдохе его имя, падая в пропасть, ощущая рванные, сильные толчки горячего семени, орошающего мою плоть. И внезапно оказываюсь в позе наездницы, ну точно Годива, осталось понизить налоги, ну или еще что-нибудь. Радостно скачу, пережив откат оргазма, ощущая плотно сжатыми мышцами всё еще тугой ствол. Наклонившись, дразню голой грудью упыря, проводя твердыми вершинками по полураскрытым губам. Одну из них он хватает губами, а потом и зубами, перекатывая с силой, на границе боли и удовольствия. И когда я вновь готова разлететься на тысячи маленьких Лерок, впивается клыками в сосок, подводя меня к краю небоскреба и толкая с высоты в пропасть удовольствия.

Я вяло реагирую на похлопывание по голой попке, сил нет ни на что, и даже ворвись сюда пресловутые эши, я даже не моргну. Макс рисует незамысловатые узоры и буквы, сердечки, треугольники, ругательные словечки, на моей влажной от пота спине, край простыни едва прикрывает великолепие, всё еще находящееся в боевой готовности. Я сползаю, нехотя, но желая доставить радость, и облизывая губы, принимаю пульсирующую головку в рот. Дракула стонет и запутывается пальцами в моих волосах, подмахивает бедрами, направляет и подбадривает хрипами.

Я стараюсь принять его на всю длину, но это невозможно, и я, сдавшись, помогаю себе рукой, двигая вверх-вниз, оттягивая крайнюю плоть и плотоядно щурюсь. Мои пальцы то и дело задевают напряженную мошонку, специально, мы знаем чувствительные местечки друг друга, и когда его член пульсируя извергает семя, я бережно поглаживаю деликатную часть, принимая в себя его влагу. Теперь и клыкастик без сил откидывается на подушку, а я, желая завершить круг обмена, откидываю волосы с шеи и молчаливо киваю «да» на его немой вопрос.

Острые, длинные клыки распарывают нежную кожу, боль и удовольствие свиваются в едином вихре, горячий язык зализывает крошечные ранки пуская волны кайфа. Шея и грудь покрываются мурашками, и, судя по всему, Макс готовится к третьему раунду, но наши шалости прерывает уверенный стук в дверь.

Слуга принес записку.

Феликс ждет нас в кабинете через час.

Как и в прошлый раз меня немного потряхивало, но я прекрасно понимала, что лучше было рассказать, чем всю жизнь провести в ожидании и опасении, что твой секрет раскроется и станет достоянием общественности. Еще страшнее опасаться за свою жизнь, хотя теперь я опасаюсь и за малыша, и за Макса, и черт возьми даже за Валиссу, а одобрение и принятие Феликса или депортация к себе — это гарант безопасности.