Избасар с трудом открыл глаза.

— Пойди с сынами, они принесут человека, — поднялся старик. — Как звать-то тебя?

— Избасар я, ловец, сын Джанимена из Ракуш.

— Из Ракуш? — старик порылся в памяти и отрицательно качнул головой. — Нет, не знаю Джанимена. Живой он?

— Море взяло.

— Ой-бой! Давно?

— Я родился в тот год.

— Давно тогда, потому и не помню.

Старик придвинулся ближе. Перед Избасаром изрезанное глубокими морщинами лицо, живые, упрятанные за припухлыми веками глаза, поблескивающие в отсветах костра, и наполовину седая, наполовину пегая бородка, в которой можно сосчитать все волоски до одного.

— Много ловцов море взяло, — вздохнул сокрушенно старик… — И еще возьмет сколько!

— А как вас звать, ата?

— Я Омартай буду. Это мои сыновья. Одного, вот этого, Акбала назвал, этого Жузбай, — показал старик поочередно на сыновей, — оба вместе в один день родились. Вот как сумел сделать Омартай, — горделиво выпятил он тощую грудь и поднялся. — На баржу, говоришь, наскочила твоя лодка?

— Воды бы взять; те, которые на лодке, тоже не пили давно. А шторм все переболтал.

— Верно, теперь долго вода у берега будет соленой, — старик односложно приказал: — Жузбай, захвати котелок.

Тот сунул в карман пиалу и взял котелок с чаем.

— Где промышляли, что на разбитую баржу вас бросило? — поинтересовался Омартай.

— Из Ракушей мы шли. Далеко в море забрались, а тут шторм. Мачту у нас срезало, потом сюда пригнало.

— Из Ракушей пригнало? — старик даже отшатнулся от Избасара, но спохватился и закивал головой. — Это, сынок, бывает, меня как-то еще дальше утащило, — и он протянул Джанименову на лепешке кусок рыбы.

Избасар проглотил рыбу и всего на миг закрыл глаза.

— Забыл, куда идти надо?

Избасар стоял, шатался и спал.

— Мы дорогу к барже знаем. Ты ложись у костра, спи, — тронул его за рукав Омартай.

«У Ахтана оружие, — мелькнула мысль, — услышит, что идут чужие. Как бы все не получилось худо».

Избасар открыл глаза и пошел. Акбала и Жузбай за ним. Старик заспешил к землянке.

Избасар шагал и думал лишь о том, как бы не уснуть. Шагал и боролся со сном, гнал его прочь и все-таки засыпал. Но сразу просыпался и тут же проваливался в какие-то ямы, пока нога не находила себе опору, у него сладостно щемило сердце.

И все, что произошло после: щелчок винтовочного затвора, его же собственный возглас: «Не надо, Ахтан, это я». Вопрос Кожгали: принес ли он воду, а то Яну совсем худо, носилки из весел и сетей, обратный путь до землянки, тусклый фонарь, склонившийся над Мазо с кисой айрана Омартай — все это превратилось для Избасара в несравнимую ни с чем, мучительную борьбу со сном.

Даже когда мощные храпы Кожгали и Ахтана перемешались с его храпом, Избасар все еще боялся уснуть, хотя уже и спал, стонал во сне.

А Омартай достал с полочки пучок высушенной добела травы, отделил небольшую ее часть, положил в глиняный горшок, плеснул туда воды, поставил горшок на огонь и принялся разбинтовывать Яна.

— Покажи, сынок, где зашиб, чего зашиб? — спрашивал он, не забывая при этом ворчать на сыновей: один не так придержал больного, другой неправильно снимал ложкой накипь с лекарства.

На самом же деле старика мучили сомнения: выпытывал про солдат Избасар или хотел увидеть их? Зачем появился здесь сын Джанимена? Кто он? Говорит, из Ракуш!.. Дураков нашел, — усмехался Омартай. — Ветер идет на Ракуши, а его из Ракуш пригнало.

А в общем-то, кто может ручаться, — рассуждал он. — Бывает, что отобьется от отары овца, а после ее туда силком загонять приходится… Кто знает! Да и времена наступили какие…

И все-таки, судя по тому, как выдавший себя за ловца из Ракуш спросил про солдат и обрадовался, услышав, что их здесь нет, хотя и попытался скрыть эту радость, можно было догадаться, что встреча с ними его не устраивает.

А кого может не устраивать встреча с деникинскими головорезами — это Омартаю было хорошо известно.

И потом… Сразу двое зашиблись… Не утонули, а зашиблись. Тоже не вяжется как-то.

И старик настойчиво искал подтверждения возникшей догадке, кем являются появившиеся тут в такой шторм эти четыре человека. Он оторвал прикипевший к бедру Мазо бинт. Из раны потекла гнойная серовато-черная кровь.

— Ой-бой! — запричитал Омартай. Он понял, что за «ушиб» у этого русского человека. «Значит, Избасар таки не из Ракуш и не ловец он. Но кто?»

Мазо застонал.

— Ничего, ничего, теперь будет легче, — положил ему на лоб руку Омартай. — Сейчас лекарство вскипит, хорошее лекарство, сразу поможет. А кто это тебя так ударил, сынок?