Шрифт:
Так прошла ночь. Перед утром потеплело, со стороны моря пришел туман.
— Хорошо, совсем хорошо, — потирал довольно руки Омартай.
Избасар перебрался на нос, лег там и ловил малейшие шорохи впереди. Туман густел. Позже, когда солнце разорвало его на клочья и погнало вверх, рыбница уже стояла у длинной песчаной косы. Там, шлепая босыми ногами по мелководью, ловцы грузили рыбацкой снастью, мешками, бочками с пресной водой причалки, рыбницы, лодки. Они торопились на промысел. Много раз наблюдал Избасар эти сборы, привык к ним так, что перестал замечать. А сейчас снова знакомая с детства отмель бухты, прилепившиеся к берегу домики и распахнувшийся простор Каспия ударили в самое сердце, всколыхнули прошлое.
За тем вон бугром, похожим на сытый верблюжий горб, если идти весь день, ночь и половину дня еще по берегу, затем круто повернуть от моря — набредешь на ракушенский поселок. На краю единственной ее улицы стоит саманный домик. В нем жил когда-то с матерью Избасар, а напротив в доме побольше…
Избасар гонит прочь мысль о девушке, жившей напротив. Ее продали за калым жирному кабану Ибраю.
— Поешь, Избаке, — Омартай протягивает лепешку, на ней кусок жареной рыбы.
Избасар видит такие же куски в руках у остальных и виновато улыбается.
Ахтан проглотил свою порцию, вытер ладонью рот и сказал:
— Вчерашняя рыба, которую зовут баран, вкуснее была.
Все рассмеялись.
Подбодренный смехом Ахтан добавил:
— Жузбай и Акбала, поди, «баранью рыбу» сейчас едят.
Омартай нахмурился.
— Ничего, ата, все будет хорошо, — тихо сказал ему Избасар. Он понял, о чем подумал старик.
— А если тот офицер явится на берег к Жузбаю и увидит: вас нет дома, рыбницы тоже. Как тогда? — спросил Кожгали Омартая.
Возле глаз старика собрались хитроватые лучики.
— Жузбай вчера сам прибежал к офицеру и объявил, что нас нету, — сказал он.
— Я от души спрашиваю — обиделся Кожгали.
— Правду говорю. Какой толк, что мир обширен, когда сапоги жмут, — с той же лукавой усмешкой взглянул на него Омартай. — Утонул старик Омартай. А рыбницу нашу море на камни выбросило. Офицер считать рыбницы умеет, а больше в них ничего не знает. Жузбай его к вашей лодке приведет. Жузбай умеет колотить себя в грудь, если надо, и реветь. Даже слезы у него бежать будут. Это Избасар придумал, — закончил старик.
А Избасар, покончив с лепешкой и рыбой, сказал:
— Значит, ата, как договорились, мы вас сейчас высадим и уйдем в море. Вернемся завтра к вечеру.
— Высаживайте, высаживайте, — согласился Омартай. Вытащил из мешка новый халат, новые штаны, сапоги, переоделся, важно сложил на животе руки и поджал губы. Лицо у него вдруг стало надменным. И уже не добродушный старик, а злой и хитрый старикашка обводил презрительным взором рыбницу и цедил сквозь зубы.
— В море пойдете. Только я вас вижу насквозь, половину улова хочете украсть у меня, верблюды облезлые, — и предупреждающе грозил пальцем, лениво, по-байски.
— Две капли наш Аблай, — удивился Ахтан.
— Кто такой?
— Наш бай.
— Похож? — в голосе старика горделивые нотки.
— Говорю, бай.
— Их у меня было, как блох на голодной собаке. Всех запомнил.
Избасар спрыгнул в воду и подставил Омартаю загорбок. Тот, не торопясь, будто всю жизнь только и делал, что ездил на чужих спинах, взобрался на Джанименова, подоткнул полы халата и громко, на всю косу закричал:
— Неси, жалкау [3] , да смотри, если сапоги мне вымочишь, плохо тебе будет. Хозяин в убыток вас кормит, заслужил, чтобы не брести по воде.
3
Лентяй.
Избасар перетащил Омартая на косу и бережно опустил на песок.
— Жол болсын, аксакал [4] ,— с полупоклоном проговорил он, расправляя старику полы халата.
К ним уже спешили ловцы.
— Откуда?
— Зачем в Ракушу приплыли? Покупать будете или продавать?
— Чаю нету? Менять будем, — посыпались со всех сторон вопросы.
Омартай смотрел поверх голов собравшихся, надменно выпятив губы.
— А вы кто? — наконец удосужился бросить он небрежно без особого интереса.
4
Счастливый путь, аксакал.
— Бинокля надо, не видал, какие ловцы бывают? — выдвинулся вперед плечистый, по пояс голый и, словно веревками оплетенный тугими мускулами казах. Он был даже выше Избасара.
Омартай усмехнулся.
— Вкус мяса узнают, когда его из котла вытащат. Об отаре за глаза по пастуху судят, о коне — по джигиту. На чьих лодках промышляете? Это прежде скажите, — и он бережно тронул бородку.
— Ишь, шайтан! — удивленно отступил плечистый казах.
— Мы на лодках Аблая.
— А мы на Прошина робим, на Митрия Прошина, сына, значит.