Кабан, видимо, не понимая развития сюжета, снова хрюкнул.

Терёхин сразу осознал, что выбора у него нет и он погибнет либо от клыков кабана, либо от кулака Никанорыча. Кулак наставника был ближе, и поэтому он дрожащими руками безнадёжно направил ствол ему в лоб. Никанорыч аккуратно показал ладонью движение вниз – и Серёгу осенило! Он наконец понял гениальный план наставника и одобрительно кивнул головой. Никанорыч выдохнул и резко упал плашмя на дно оврага. А Терёхин в то же мгновение нажал на спусковой крючок. Но вместо выстрела раздался негромкий щелчок.

Самое приличное, что пришло в голову лежащему в луже на дне оврага Никанорычу, – это «п…ец!». А Серёга, как бы оправдываясь, почти не заикаясь, произнёс:

– Я же хххотел ска… ка… зать нне за… за… ряжено.

Кабан, совсем очумев от этой картины, смотрел на охотников. Он привык, что эти двуногие существа, завидев его ещё метров за двадцать-тридцать, с дикими криками бросая в стороны сумки и свои железные палки, шустрее, чем белки, влезают на деревья. Правда, иногда они пытаются убежать, но всё равно всё заканчивается отсиживанием на дереве. Но эти два идиота, находящиеся всего в метре от него, вели себя совершенно неадекватно. Сначала один наорал на него и чуть не заехал в лоб. А затем пытался улыбаться ему своим беззубым ртом. А второй меланхолик, ещё более глупо улыбаясь, щёлкал своей металлической палкой. Нет, они явно больные – ведь ничего не боятся! Он такого ещё не видел, а неизвестное пугает. Да при том острый нюх кабана уловил неприятный запах, исходивший от лежавшего в грязной луже беззубого. Можно ещё от них какую-нибудь болезнь подхватить – «свинку» там «морскую» или «свинячий грипп» какой. И он, круто развернувшись и шевеля мощными ягодицами, затрусил в сторону леса.

С тех пор Виктор Петрович с лёгкостью становился центром внимания любой компании после рассказа о том, как почти вылечил соседа от заикания.

А Серёга на самом деле практически перестал заикаться. И ровно через месяц познакомился с молоденькой аспиранткой и впоследствии женился на ней.

Хуже всех дела обстояли у Никанорыча. Он, конечно, не так сильно стал заикаться, как Серёга до злополучной охоты, но и не так слабо, как Серёга заикался сейчас. А уж когда речь заходила об охоте, животных и кабанах в частности, Никанорыч вообще практически не мог ничего членораздельного произнести.

Вот так! Выходит, что для одного хорошо, то для другого – …

Яркий луч утреннего солнца проник сквозь оконную портьеру и вонзился прямо в глаз лежащему в постели Николаю Ивановичу. Он уже с полчаса не спал и просто нежился, стараясь продлить удовольствие от беззаботного лежания под тёплым одеялом. Но солнце слепило, и ему пришлось сменить позу. Сон пропал, хотя настроение от этого не ухудшилось. Утро, солнце, выходной (а было воскресенье) – что ещё надо пенсионеру, чтобы встречать старость? Хотя «старость» и «Николай Иванович» были понятия не совсем совместимые. Да и на пенсию, а вернее сказать – в отставку он ушёл недавно, так что мужчиной он был в «полном расцвете сил», как говорил небезызвестный Карлсон. Чтобы понять, каков был бывший начпрод, а ныне отставной майор, необходимо на время отвлечься от описаний прекрасного солнечного утра и окунуться в недалёкие времена «застоя».

Если говорить на сленге нынешнего молодого поколения, то настоящий начпрод, или, в полной расшифровке, начальник продовольственной службы в те времена, будучи далеко не последним человеком в любом воинском подразделении, являл собой бизнесмена и коммерсанта, психолога и хозяйственника в одном лице, с огромной смекалкой и умением достойно выдерживать принятие больших доз алкоголя на непрерывных встречах с нужными людьми, начальниками и проверяющими. В то время всё в жизни определялось соответствующими лозунгами и высказываниями великих людей. И фраза «голодный солдат – плохой солдат», а негласно «голодный командир – злой командир» была как заповедь для начпрода. Но ни в одном лозунге и ни в одной заповеди почему-то не говорилось, где взять всё необходимое для того, чтобы, как говорят в народе, «и волки были сыты, и овцы целы». Но воинский долг есть воинский долг. А потому основу рыночных отношений, без всяких учебников и пособий, они вырабатывали уже в те, не очень сытные времена. Точнее крутились, как «ужи на сковородке».

И вот ваш покорный слуга Николай Иванович был одним из них. И если с описанными выше характеристиками у него всё было на пять, то что касается смекалки, и даже в какой-то степени авантюризма ему вообще было не занимать. Чтобы понять, что высказывания эти не голословны, можно привести несколько случаев из насыщенной событиями и приключениями жизни отставного майора, произошедших с ним за последнее время. Николай Иванович был небольшого роста, но крепкого телосложения, с короткой стрижкой под «полубокс». На хорошо выбритых независимо от событий вчерашнего дня щеках отставного майора всегда горел здоровый румянец. Одевался он невычурно, скромно, но со вкусом. Будучи человеком коммуникабельным и остроумным, он легко заводил знакомства с продавцами магазинов. И потому достать дефицитные товары для него не составляло особого труда. Небольшие, глубоко посаженные глаза излучали уверенность и пытливость ума. И вот во вторник, проезжая в метро перегон от «Васькиного острова» к «Гостинке», он, как всегда внимательно оглядываясь по сторонам, встретился взглядом с молодым, стильно одетым парнем, которому только что такой же стиляга, бросив пару фраз, передал большой полиэтиленовый пакет с иностранной надписью и изображением ковбоя на коне. Это сейчас полиэтиленовый пакет является предметом обихода и с лёгкостью после выемки принесённых из магазина продуктов закладывается в мусорное ведро, а тогда-а-а… Одно наличие в руках такого пакета могло явиться предметом зависти друзей, сослуживцев, да и родственников. А обладатель сего достояния готов был бережно ухаживать за ним, стирая его и затем высушивая на балконе. А со временем, где-то через полгодика, он мог взять и небрежно подарить его визжащей по этому поводу от восторга подружке.

Глазки молодого человека нервно забегали. А вот глаза Николая Ивановича, мгновенно почувствовавшего азарт охотника, увидевшего подраненную и потому беззащитную дичь, сначала раскрылись, а затем сузились до минимальных размеров и начали источать флюиды страха и неотвратимости беды. Этот психологический приём был отработан в совершенстве ещё на службе для подавления воли заведующих складами и оптовыми базами при необходимости получения дефицитных товаров. Молодой человек первым убрал глаза в сторону, и руки его нервно стали то сжимать, то разжимать ручки пакета. По-видимому, у него возникло необузданное желание избавиться от пакета. Но, во-первых, народу в вагоне электрички, как назло, было мало, а во-вторых, видимо, жалко было содержимого. Вот так и стоял он, переминаясь с ноги на ногу, отбрасывая рукой от глаз длинные волосы, открывая лоб, покрытый от набежавшего страха испариной. Он всматривался через стеклянное окно двери в пролетающие мимо него с сумасшедшей скоростью стены тоннеля, стараясь при этом в отражении уловить движения мужика (вероятнее всего – из органов), взгляд которого сравним с взглядом удава, смотрящего на кролика перед закланием.

Прочитав мысли парня, Николай Иванович подумал про себя: «Это не я придумал, это ты сам так решил, кто я и откуда. Теперь сам пожинай плоды своих фантазий». Когда электричка стала замедлять ход и диктор привычно объявила: «Станция “Гостиный двор”, следующая остановка “Маяковская“, переход на станцию “Площадь Bосстания”», отставной майор, сдвинув, насколько это возможно, брови домиком, аккуратно привстал со своего места и двинулся на выход в направлении дверей, где стоял молодой человек с пакетом в руке. Двери открылись. Николай Иванович крепко взял парня под локоть, и они вышли на перрон одновременно. Отставному майору пришлось приложить усилие, чтобы отвести молодого человека немного в сторону. Но не потому, что он оказывал какое-то сопротивление, а потому, что он обмяк и практически повис у него на руке.