— А, да, — пробормотала герцогиня. — Забыла про новую мебель. У Эрлота совершенно отсутствует вкус. Когда стану здесь хозяйкой, велю вышвырнуть на помойку это уродство.

Она пошла к выходу, с удовольствием отметив беспокойство, сверкнувшее в глазах вампира.

За три дня дворец отмыли до блеска, расставили столы и стулья и украсили все помещения, в которых должны будут присутствовать гости. Натащили столько цветов, что от их аромата кружилась голова.

— И зачем они сейчас? — недоумевала Сагда. — Завянут же. Свадьба ещё когда…

— Новые принесём, — заявила упрямая Унтиди.

— Так сейчас-то зачем?..

— Пусть привыкает!

Иногда Унтиди было невозможно понять. Она как будто выпадала из реальности и принималась вещать из какого-то таинственного мира, куда никому, кроме неё, хода не было. Даже Сагде.

«Пусть привыкает!». Кто? Дворец, что ли? Сагда понимала, что так и есть. Найдя пару каких-то волосков на расческе, Унтиди переменилась в мгновение ока. Теперь дворец был для неё домом этой самой И, сочиняющей сказки. Унтиди превратилась в самую ревностную на свете работницу. Впервые распространив свою смешную детскую власть за пределы привычного детского круга, она подчинила себе и взрослых. Те сначала с улыбкой подыгрывали, когда маленькая девчонка принялась раздавать команды и тыкать пальцем в пыльные углы. Но прошел час, и никто уже не сомневался в её праве приказывать.

Сагда хотела крикнуть: «Да что с вами? Опомнитесь! Сколько можно ей потакать!». Сагда хотела разрушить, растоптать их дружбу. Ради чего? Почему? Толком и сама не могла понять. Знала лишь, что была счастливее всех, когда Унтиди, маленькая и беззащитная, сидела на полу в бараке и, заливаясь слезами, прижимала к груди изжульканые листы. Тогда Унтиди была её подопечной; Сагда держала её за руку и вела за собой, показывая страшный мир, ставший им новым домом. А теперь Унтиди показывала ей мир. Огромный, непонятный. Мир, в котором есть какая-то И — «вампир, но хорошая, потому что принцесса!». И ладно бы она показывала этот мир только ей. Но ведь Унтиди тащила за собой всех! Всех, без разбору. В её новом выдуманном мире для каждого находилось местечко.

Сагда чувствовала себя одинокой, и в этом одиночестве её неожиданно поддержал Никкир.

Сагда ускользнула из дворца на третий день, укрылась в зарослях парка, куда не добрались ещё садовые ножницы. Там обнаружились качели. Сагда смахнула пыль и почерневшую листву с мягкого сиденья, уселась и попробовала покачаться. Сверху чуть скрипнуло, и Сагда поморщилась. Не хотелось привлекать внимание кого бы то ни было. Особенно не хотелось объяснять Унтиди, почему она сидит тут одна, вместо того чтобы украшать Распрекрасный Вампирский Дворец Принцессы И.

— Тоже коробит со всего этого? — послышался голос.

Сагда вздрогнула. Из кустов вышел Никкир и, позёвывая, подошел к качелям. Сагда недовольно фыркнула и отвернулась, принялась считать облака. В раздражении она оттолкнулась ногой от земли, и качели заскрипели. Да и плевать, всё равно уже этот притащился, от него запросто не отделаешься.

— Жалко мне её, — вздохнул Никкир. — Так обрадовалась, будто саму эту принцессу встретила. А мне так в той комнате аж жутко было. Стоишь — и будто кто смотрит на тебя. А вокруг всё старое, мёртвое какое-то.

Сагда перестала раскачиваться, посмотрела на Никкира с любопытством.

— Ты тоже почувствовал?

— Ну, — дёрнул плечами тот. — Она пищит от радости, а мне убежать охота.

— Понимаешь, что она понапрасну радуется, — подхватила Сагда.

— Потом поймёт, что ничего не будет, и так… Больно будет.

Сагда остановила качели. Они с Никкиром долго смотрели друг другу в глаза. Странное было чувство. Такое простое и такое сильное. Чувство, что можно ему довериться, что он всё поймёт.

— Унтиди — ребёнок, — заявила Сагда. — И взрослеть она не желает. А придётся.

— А надо?

Никкир присел на корточки, сунул в рот травинку и задумчиво смотрел на Сагду. Та нахмурилась.

— Что за «надо»? Конечно! Как же иначе?

— Ну, вот мы с тобой повзрослели. Сидим тут, грустим. А она — веселится. А вечером один пёс в тот же барак, спать. Что нам с той взрослости?

Все взрослые слова-возражения куда-то разом подевались, и Сагда оглянуться не успела, как губы выпалили:

— Дурак!

— Это есть, — кивнул Никкир.

Сагда злилась. Никкир, казалось, никогда не выходил из себя. Всегда спокойный, рассудительный, и обидеть его невозможно. Оттого и стыдно сделалось.

— Извини, — буркнула Сагда.

— Да ладно тебе. Вот, хочешь леденец? Во флигельке откопал. Старинные, но вроде нормальные, я один слопал, мелкой дал.

«Ну чего ему от меня надо? — с тоской думала Сагда, принимая красный прозрачный комочек. — Зачем он тут, с этими разговорами и леденцами?».