Сменившись на посту, Симон идет в свой район. Там ему говорят, что его разыскивал земляк, только что прибывший из Бечо; что тут, между прочим, говорил, что брат Гульбани — Александр — погиб минувшей зимой.

На другой день в районе стало известно, что Гульбани больше не будет служить, что он уходит в Бечо. Никто из товарищей Симона не знал, почему он несколько лет тому назад оставил родные места, но всем казалось ясным, что смерть брата заставляет Гульбани вернуться в Бечо.

Путь до Бечо нелегок: либо пешком, либо верхом на лошади. У приятелей одна лошадь и та вьючная. Идти надо пешком. Но дорога не казалась тяжелой: для свана привычны горные тропы, расселины, бурные потоки и суровая красота природы. Красота природы не останавливает его внимания, — он не художник, не эстет, он привык жить в борьбе с природой, преодолевая трудности и бесконечные преграды, которые воздвигает она на его пути. Свану не до любования красотами природы.

Путники идут молча. О чем говорить? Обмен мнений излишен. Симон уже узнает, что брат погиб зимой, в бурю, отправившись с соседом в ближайшее селение за ячменем. Вдова брата с маленьким сыном живут вдвоем. Конечно, Вало трудно, но кое-кто из соседей помогает молодой женщине, и она не жалуется. Это, кажется, все, что надо было знать Симону. Может быть ему еще кое-что хотелось бы узнать, но привычная замкнутость не позволила чем-то поинтересоваться.

Горы, обступавшие долину Риона, поднимаясь все выше и выше, надвигались на реку и тесно прижимали к ней узкую дорогу. Со скал, прорывая груды зелени, падают белой воздушной лентой небольшие водопады. Река с глухим шумом, едва доносящимся снизу, беспокойно бросается из стороны в сторону, точно отыскивает себе дорогу в извилистых горных берегах.

Мягко ступая, впереди идет Полиани, за ним, цокая по камням, идет на поводу лошадь, сзади размерно шагает Симон.

Полиани и Симон не только старые приятели, но и родня. Отцы их были женаты на родных сестрах. Но родство, собственно, не в счет: связь была более крепкая, — не зря у Симона не хватает на левой руке пальца. Но об этом не любит вспоминать Симон. А случилось это как раз тогда, когда Александр Гульбани женился. Жена Полиани тоже, была чужая, как и Вало, потому-то они так и не похожи на других женщин Бечо. Полиани помогал тогда Симон, а у Сандро свои помощники были.

После того, как старший Гульбани женился, Симон скоро бросил Бечо и ушел в Тифлис. Дальнего пути не побоялся и ушел. Почему ушел, так никто и не знал. Брату в голову та мысль не западала, что выгнало Симона из родного гнезда. А Полиани догадывался о том, и, вот, когда овдовела Вало, не поленился: в самый Тифлис пошел, чтобы известить друга о смерти брата.

Не легок путь в родные места, но с каждым шагом становится он короче. Тифлис далеко позади, но и до Бечо еще не близко. В дороге время зря тратить не приходится, лишь на отдых и ночлег. Хотя и привычны сваны к горам, но все же ноги отдыха требуют. А чем дальше путь, тем труднее дорога, круче подъем, а тут еще дождь не на радость пошел. На каждом шагу ноги скользят, подворачиваются, камни под ногами разъезжаются.

Белой ослепительной стеной прошел перед глазами путников главный хребет. Сотни пик, зубцов и вершин сияли на солнце матовым светом. Но вот дорога потянулась по берегу Ингура, и Бечо не казалось уже далеким. Когда же перед Симоном предстала вдали грозная Ужба, то он почувствовал близость родного селения.

— Симон! — говорит Полиани, неожиданно не только для Гульбани, но и для себя видимо, выбрасывая давно назревшую мысль. — Симон! А ты теперь Вало в жены взять можешь. — И он останавливается и смотрит на приятеля, будто делает тому какой-то ценный подарок.

Симон останавливается тоже и, взглянув в сторону Ужбы, почти равнодушно отвечает.

— Да. Отчего же? Зимой можно будет… — И снова приятели трогаются в путь, нарушая окружающую тишину лишь цоканьем лошадиных копыт о камни.

Огонь в очаге давно уже потух. Мутный свет проникал в небольшое оконце и слабо вырисовывал незатейливое убранство комнаты. Снаружи поют петухи и к их выкрикиваньям примешивается доносящееся из нижнего этажа блеяние овец. Утро казалось недалеким.

Симон Гульбани проснулся и прислушивался к звукам извне. В них не было ничего неожиданного, непривычного, но он точно чего-то ждал. Выстрела? Но выстрел в Бечо дело знакомое, тем более, что последнее время участились нападения бандитов. Но и бандиты не беспокоили его. Полиани вчера сказал ему, чтобы он следил за Вало, что несколько лет жизни в селении не сделали его родным для нее.

В соседнем помещении, в пристройке, где спала Вало с сыном, было тихо. Симону вдруг вспомнилась недавняя встреча с невесткой при возвращении домой. В ее светлых глазах, так непохожих на глаза женщин Бечо, — глаза, которых говорят больше, чем язык, он прочитал не радость от своего появления, а страх. И вот за те дни, что живут они под одной кровлей, страх не ушел из глаз Вало.

Дни стояли рабочие. У Симона немало появилось дела, от которого он отвык, живя в большом городе. Дозревал ячмень, надо было его снять. Правда, засев был небольшой, но эту работу он взял на себя, освободив от нее Вало, — у последней много и без того домашних обязанностей. Встречались они мало, разве только за ужином, да утром перед уходом его на поле. О том, о чем настойчиво думалось Симону, о том, что мешало ему сейчас спать, не было сказано Вало ни слова.

Мутный свет, что вползал в помещение, делался прозрачнее и настойчиво говорил о том, что утро приблизилось.