— Брат Маррон! — Это был голос фра Пиета; его призыв Маррон не мог пропустить мимо ушей. Юноша покорно повернулся к исповеднику, чувствуя, что над ним тяготеет злой рок. Пока Маррон шёл вдоль ряда братьев, ему показалось, что Господь наконец услышал его. Локоть Олдо ударил по его раненой руке; Маррон согнулся от боли, но всё же сумел превратить стон в кашель. При этом он поднёс ко рту руку, выплюнул в неё хлеб, сжал пальцы и позволил длинному рукаву рясы скрыть кисть. Потом он невинно встретил взгляд фра Пиета и ответил:

— Повинуюсь, брат.

— Твоё поведение за столом недостойно брата. Следи за собой.

— Повинуюсь, брат.

— Из-за твоей вчерашней глупости ты не сможешь делить с отрядом его труды. Ступай и найди себе занятие, для которого ты подходишь.

— Повинуюсь, брат.

Итак, он был отослан прочь, отделён от братьев — и братья сами прогнали его. Олдо фыркнул, ещё несколько человек пожали плечами… Маррон знал только одно место, где он мог пригодиться, даже будучи одноруким и неумелым.

Возможно, охота и была запрещена в Роке, но всё же некоторые рыцари привезли с собой собак. В малом дворе под комнатами, где жили рыцари и оруженосцы, находилась небольшая псарня, и Маррон не впервые останавливался пожелать её обитателям доброго утра. На этот раз обладатель длинной морды, которая первой сунулась к руке Маррона, получил награду, если, конечно, полупрожеванный ком хлеба мог считаться таковой. Впрочем, пёс охотно проглотил её и заскулил, тыкаясь носом в руку и прося ещё.

Маррон улыбнулся, потрепал мягкие уши, виновато показал пустую руку и поспешил прочь.

Он поднялся по ступеням, прошёл по коридору и вежливо поскрёбся в запертую дверь, однако ответа не услышал. Он снова постучался, потом открыл дверь и заглянул внутрь.

Комната была пуста. Сьера Антона не было; вместе с ним исчез его меч и доспехи. Маррон почувствовал себя обманутым и никому не нужным. Наверное, рыцарь не думал, что он может появиться, и потому не стал терпеливо дожидаться оруженосца, который то ли придёт, то ли нет. И всё же Маррон вошёл, надеясь найти себе какое-нибудь дело, чтобы потом с чистой совестью ответить фра Пиету на вопрос о том, что он сегодня делал.

Ковры на полу пропылились, но чтобы вынести их на воздух и выбить, одной руки было недостаточно. Оглядевшись в поисках какого-нибудь нетрудного, но полезного занятия, Маррон заметил лежащую на подоконнике книжку. Он уже видел её над самом дне сундука, и любопытство заставило его взять её в руки. Маррону приходилось видеть книги и здесь, и в библиотеке аббатства — там их были сотни, — но он впервые видел книгу, принадлежавшую одному человеку.

Обложка была из простой жёсткой кожи. Наугад открыв книгу и поглядев на заглавие наверху страницы, Маррон понял, что это молитвенник. Он раскрылся на одной из молитв полуденной службы.

Книга была прекрасно сделана, хорошая бумага прочно крепилась к переплёту, но сам текст казался каким-то странным. Буквы шли вкривь и вкось, заголовки были написаны простыми красными чернилами без позолоты, а некоторые строчки выглядели кривовато даже на неискушённый взгляд Маррона.

Его озадачило, что сьер Антон хранил как сокровище — у него было не так много вещей, и каждая была дорога хозяину — так плохо сделанную книжку. Однако, когда Маррон закрывал томик, на глаза ему попалась надпись на титульном листе. Он вновь приподнял обложку и медленно прочёл:

«Сия книга мудрости с любовью преподносится Антону д'Эскриве в его день рождения и сделана мною, Шаролем д'Эскриве, милостью Божией братом Антона».

Маррон не сразу понял, в чём тут дело, но посвящение оказалось написано той же нетвёрдой рукой, что и вся книга. Книга была не просто подарком брата сьера Антона, она была его творением он сам написал текст, сшил страницы, вырезал кожу и сделал обложку.

Маррон знал азбуку, но помнил, как трудно даётся письмо, даже если надо написать всего четыре строки хотя бы вполовину так же хорошо, как эти. Мысль о переписывании целой книги, всех её страниц, испещрённых словами, заставила его благоговейно вздрогнуть и почтительно задуматься. Обычно перепиской занимались монахи, посвятившие жизнь служению во славу Господа по приказу настоятелей; и даже на переписывание такой небольшой книжечки должен был уйти не один месяц труда. Чтобы сын дворянина сделал это только из любви…

Должно быть, это был тот самый брат, которого убил — или сказал, что убил, — сьер Антон. Тот брат, которому принадлежал меч «Дард», отданный потом Маррону…

Для Маррона это было слишком. Ничего не понимающий юноша захлопнул книгу и услышал шаги и голоса в коридоре за открытой дверью. Он быстро шагнул назад, уже понимая, что это бесполезно, что сьер Антон сейчас войдёт в комнату и застанет Маррона на месте преступления. В последние дни судьба была сурова к юноше, но он не сказал ни слова в свою защиту или в оправдание…