Шрифт:
– Этого мало, – сказал он, расстегивая ее платье.
Она почувствовала, как платье упало на пол. Ночная прохлада заставила ее вздрогнуть, и, пусть на краткий миг, она вернулась к реальности.
– Марина, – простонала она, продираясь сквозь мутную дымку желания. – Я не хочу ее обидеть.
– Она не обидится.
– Я хочу верить тебе, Джо. Но это так трудно.
– Я бы рассказал тебе все, если бы мог, но это зависит не от меня. Ты должна…
– Джо, прошу тебя! Не говори…
– Доверься мне, Кристи.
– Это пустые слова, я не хочу их слышать.
– Нет. Не пустые. Не для этого момента. – Он притянул ее ближе. – Не со мной.
Он никогда не лгал ей, ни разу за те годы, что они были вместе.
– Доверься мне, – повторил он.
– Я доверяю, – прошептала она. – Это безумие, но я тебе доверяю.
Он поцеловал ее долгим, страстным поцелуем. Они опустились на землю, и Кристина вскрикнула, когда древко вил ударило ее по ноге.
– Слишком опасно, – сказала она.
– Теперь все в порядке, – сказал он, отбрасывая вилы в сторону.
– Я не это имела в виду, – сказала она и, махнув рукой в сторону двери, добавила: – Кто-нибудь может войти.
Джо встал на ноги.
– Сеновал? Кристина засмеялась:
– Как тривиально! Ты уморил меня, Джо.
– Вот этого я и хочу, Кристи. Уморить тебя.
Она снова вздрогнула, но на этот раз ее дрожь не имела ничего общего с ночным холодным воздухом. Просто он был мужчиной, а она – женщиной, и сейчас эта истина предстала во всей своей ясности и простоте.
Они полезли по стремянке на сеновал.
– Наконец-то мы одни, – сказала она тихим голосом, в котором едва признала собственный, и торопливо принялась снимать с него рубашку. Джо долго возился с застежкой ее бюстгальтера. Пуговица с его брюк отлетела и угодила в окно, а одна ее туфля упала вниз и с грохотом ударилась об пол.
– Мы не слишком грациозны, – сказала Кристина.
– Зато полны энтузиазма.
– Я давно не практиковалась.
– Это все равно что кататься на велосипеде.
Оба засмеялись.
Джо был прав, инстинкт – великая сила. Тот самый основной инстинкт, необходимость соединиться с мужчиной, которого ты любишь, всегда любила. Кристина коснулась его пульсирующей плоти, чувствуя заключенную в ней силу и мощь, вздрагивая под его ответными ласками. В их соитии не было ничего романтического: не было нежной музыки и света свечей, не было цветов и нарядной постели. Только они, они двое, обнаженные и жадные, в горячке страсти и печали по тому, что они утратили. Она почувствовала боль, но приняла ее с благодарностью, как знак того, что она жива и все еще жаждет чудес, предлагаемых жизнью.
Он заполнил ее собой.
Он вызвал к жизни то, что было спрятано, казалось, в самых глухих уголках души, он вызвал в ней ответную страсть. Они лежали прижавшись друг к другу, и она видела собственное отражение в его глазах, и в этом отражении узнала себя, какой была когда-то, до разлуки с Джо.
– Я чувствую тебе везде, – прошептала она одними губами. – В каждой частичке моего тела.
– Потому что ты принадлежишь мне. – Голос его был низок и сексуален. – И всегда принадлежала.
Он двинулся ей навстречу, вошел внутрь, и она прикусила нижнюю губу.
– Я сделал тебе больно?
– Немного, – сказала она.
– Ты должна была мне сказать.
– Тогда бы ты остановился, а я этого совсем не хотела.
– Давно у тебя ничего не было, да?
– Очень давно.
– Я рад.
Она улыбнулась:
– И я.
– Я не сплю с Мариной.
– Ты уже говорил мне об этом.
– Я ее не люблю.
– Знаю.
– И я ей даже не нравлюсь.
– Всем это известно.
– Я хочу рассказать тебе всю эту чертову историю…
– Не важно, Джо. Я тебе верю. Он помрачнел.
– Как я верил тебе семь лет назад. Боль в сердце мешала ей дышать.
– Ты верил в то, во что я хотела, чтобы ты верил. В тот момент это было для меня важно.
– Дело не в ребенке, Кристи. Я знал, что потерял и тебя тоже, и не мог найти способ вернуть тебя обратно. Кристина прижала лицо к его плечу.
– Я не хотела возвращаться, Джо. Мне надо было уйти… ради нас обоих. Я хотела, чтобы ты мог найти кого-то, с кем мог бы вместе смеяться, кого-то, кто сумел бы тебе дать то, что я не могла.
Ей надо было оставить боль позади и возродиться заново, окружив себя людьми, которые не знали бы, как много она потеряла.
Он вновь взял ее. Быстро и без прелюдий. Она впитала его гнев и его боль, а в его разрядке – вершину собственного наслаждения.
Потом они лежали молча. Джо прижимал ее к себе, гадая, вернется к нему рассудок или он обречен вечно испытывать эту странную смесь злости и радости.
Он утерял самообладание, и это его чертовски беспокоило. Она сама бросила его, разрушила их брак, предала их мечты о будущем, лишила его возможности исправить положение, поскольку не верила в то, что он способен это сделать.