15 ноября атакой против 30-й армии севернее и южнее Волжского водохранилища противник приступил, как ему казалось, к завершающему этапу операции по захвату Москвы.

На следующий день к этому наступлению южнее должны были подключиться основные силы LVI-го армейского корпуса 3-й танковой группы. Еще южнее постепенно переходили к активным действиям дивизии V-го армейского корпуса, а также другие соединения 4-й танковой группы немцев.

В немецкие планы был заложен разновременный переход в наступление. Поэтому на правой оконечности северного фланга Западного фронта 15 ноября царило относительное спокойствие. Относительное, поскольку бои разного масштаба происходили все время.

В частности, в этот же день противник проявил активность на стыке 1075-го стрелкового полка 316-й стрелковой дивизии генерала Панфилова и 43-го кавалерийского полка кавалерийской группы Доватора. Бои развернулись в окрестностях деревень Шитьково, Ширяево, Морозово и Иванцево.

Заняв Шитьково, немецкие танки, поддержанные пехотой, к 11.00 повели наступление на Морозово. К 14.00 они уже двигались к Ширяево (примерно в 2 км восточнее разъезда Дубосеково). В результате этих действий 43-й кавалерийский полк отошел, и связь с ним была потеряна. 5-я рота 1075-го стрелкового полка заняла окопы. На ее усиление командир 3-го батальона передал два противотанковых ружья. Командир полка Илья Васильевич Капров на этом этапе боя пришел к выводу, что противник пытается прорваться в тыл его полка [9] .

После 14.00 немецкие танки сильным орудийным и пулеметным огнем принудили 5-ю роту оставить Ширяево. 29 бойцов 5-й роты со станковым пулеметом присоединились к 43-му кавалерийскому полку и отошли с ним в Иванцево. В Ширяево вошли шесть танков, и в 16.00 минометным огнем было обстреляно Петелино. В ходе боя огнем противотанковых ружей был подбит один танк, который противник отбуксировал в Морозово. Вскоре туда же ушли и остальные машины. В 17.00 Ширяево было вновь занято остатками 5-й роты, группой автоматчиков и истребительным отрядом полка. Была восстановлена связь с 43-м кавалерийским полком, который занимал Иванцево. К концу дня в тыловой район 1075-го полка, в Горюны, прибыл 1-й батальон 1073-го полка. С ним также было налажено взаимодействие. За день полк Капрова потерял шесть человек убитыми и девять ранеными [10] .

Немцы явно не упорствовали в своих попытках наступать и, более того, не стали закреплять за собой завоеванную территорию. Поэтому командир 1075-го стрелкового полка теперь расценивал произошедшие как разведку боем, которую вели силы 2-й танковой дивизии. Логично было предположить, что скоро могут последовать и более решительные действия врага. Поэтому он попросил усилить его участок противотанковыми средствами. Однако на исходе суток Капров подписал приказ, в котором речь шла совсем не об обороне. Полк готовился поддержать огнем наступление кавалерийской группы Доватора, а затем и сам наступать на южную окраину Волоколамска [11] .

Той же ночью, западнее, оборонявшийся на правом фланге 16-й армии курсантский полк силами своих саперов начал проделывать проходы в минных полях перед передним краем. Подчиненные начальника инженерной службы курсантского полка капитана П. С. Петренко [12] работали под огнем противника, извлекая заметенные снегом и вмерзшие в грунт мины. Всего под его руководством было снято 720 мин. На долю группы младшего сержанта Д. В. Борисова [13] пришлось 430 мин. В ходе этих работ отличились также младший лейтенант С. Н. Решетняк [14] , политрук Н. И. Лясников [15] и красноармеец П. В. Моисеенко [16] .

Чем были вызваны эти действия и какое отношение они имели к боям за Клин? Для ответа на этот вопрос надо рассмотреть планы противников.

Сначала обратимся к планам нашего командования. Наступление врага совпало по времени с началом контрудара 16-й армии, который был организован, согласно свидетельству Г. К. Жукова, по прямому требованию Ставки и лично И. В. Сталина. Об этом мы знаем, прежде всего, из мемуаров командующего Западным фронтом.

«В начале ноября у меня состоялся не совсем приятный разговор по телефону с Верховным». Его суть состояла в том, что, по мнению Шапошникова и Сталина нужно было «сорвать готовящиеся удары противника своими упреждающими контрударами. Один контрудар надо нанести в районе Волоколамска, другой – из района Серпухова во фланг 4-й армии немцев». Возражения командующего фронтом не были приняты во внимание: «Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером, – недовольно отрезал И. В. Сталин… Однако эти контрудары, где главным образом действовала конница, не дали тех положительных результатов, которых ожидал Верховный. Враг был достаточно силен, а его наступательный пыл еще не охладел. Только в районе Алексина нам удалось добиться значительных результатов: части 4-й армии противника здесь понесли большие потери и не смогли принять участия в общем наступлении на Москву» [17] .

Следовательно, на одном из двух направлений успех все же был достигнут, и эта идея Верховного командования была не столь уж плоха. Однако мемуаристы ее порицают в целом, говоря, однако, только втором контрударе. Помимо Г. К. Жукова об этом можно прочитать у К. К. Рокоссовского: «Как и следовало ожидать, частный контрудар принес мало пользы» [18] . Но все-таки какие-то ожидания у командующего 16-й армии были:

«Командарм, побывавший накануне в штабе фронта, привез вечером 14 ноября директиву: «Нанести удар волоколамской группировке противника во фланг и тыл». Перед 16-й армией теперь стояла задача вернуть Волоколамск.