Вспомнилось, и как Нолан ударил подростка Хью ремнём по спине. Средний брат взвизгнул и заплакал.

А Нолан кричал на него:

– Идиот! Зачем открыл эту склянку?! Ты ведь мог надышаться ядовитым газом или сжечь руки до костей этой кислотой! Может, ты вообще хочешь взорвать мою лабораторию?

– Но ведь всё на месте!– заревел обиженный Хью.

– Не смей больше переступать порога моей лаборатории! Здесь нет игрушек!

И позже Хьюго заявил, что ноги его не будет в лаборатории, видимо, затаил злобу, да и сообщил, что с лошадьми ему интереснее, они ему благодарны за уход, а от склянок признания не дождёшься.

И вот, корпея над очередным опытом, он заметил, что девочка-служанка Хитер Харфаух, всегда услужливая и обходительная, отложила тряпку для протирки, и заворожено наблюдает над колдовством господина.

Он окликнул её:

– Ты так и будешь прохлаждаться в бездействии весь день или, всё же, поможешь мне? Высыпь этот порошок в ту жидкость.

Девочка живо интересовалась:

– А это что? А вот здесь что?

– Купрум, медь по-другому. А это станнум – олово.

– Зачем заменять всем известные названия типа «медь» на малопонятное «купрум»?

– Так называются вещества в химии. А хочешь мне помогать? Буду платить тебе, как взрослому лаборанту.

Глаза Хитер разгорелись.

– Здесь так всё увлекательно! Я мечтаю сама соединять вещества в новые растворы.

Мать тогда, заслышав о новой сотруднице лаборатории, возмутилась:

– Со временем репутация Хитер может пострадать!

– Что мне до репутации какой-то там прислуги?– пожал плечами Нолан.

Девочка росла невыразительной, как её отец, но со светлыми волосами, как у матери. И Нолан совершенно её не замечал, как представительницу противоположного пола. Она стала ему соратницей и помощницей.

Рудольфа у дверей дома напутствовала уезжающего на учения Хьюго:

– Будь осторожен, душа моя. В Индии полно опасностей, она кишит болезнями, дикими зверями и соблазнами.

Мать обняла среднего сына, поцеловала в щёку. Слёзы выступили на её глазах.

20 апреля Лайнус ехал на бал к Данкартам в карете с Ноланом, он спрашивал у старшего брата:

– Повеселиться с девицами – это, конечно, неплохо, но вдруг их мамаши-матроны сочтут, что я клеюсь к их дочерям?

– Главное: не оставаться с барышнями наедине! А так, посещение салонных приёмов вполне безобидное развлечение, ты совершенно безопасно для своего безымянного пальца можешь пофлиртовать с любой девицей.

– Что проку от пустых разговоров?

– А мне нравится болтать с противоположным полом. Если проститутки своей доступностью вгоняют в краску, то от близости благородных девиц совсем иной пыл. Фантазия дорисовывает то, что они тщательно прячут за корсетами.

– Какой ты, право, испорченный, Нолан.

– Не умничай, Лэнс. Разве тебя не привлекают прелести лучшей половины человечества?

– Я ещё не было у девиц лёгкого поведения…Хотя…я не ханжа, наверное, в общении с женщинами есть своя прелесть. Жалко, Хьюго с нами не поехал…

– Уехал на учения…Хотя я подозреваю, что он получил важное задание, уж очень лицо у него было величавое.

Зала для танцев была наполнена нарядно одетыми людьми с гордой осанкой, от которых исходил гул высокопарных разговоров.

Стояли вазоны вдоль стен. В нишах стен нарисованы восточные узоры.

Элизабет Кьюб сразу обратила внимание на юного фатоватого джентльмена – Лайнуса Стронгхольда, который напустил на себя чрезмерную важность.

Она шепнула Ингрид:

– У того джентльмена не лицо, а подобострастная маска. Отдавить бы ему ногу острым каблуком, чтоб эта надменная мина сменилась на перекошенную от боли и злости гримасу.

Та хмыкнула в ответ:

– Либби, даже если ты будешь прыгать по нему обеими ногами, он на тебя даже не взглянет: такие развитые формы, как у тебя в 15 лет, больше присущи пастушкам, чем леди. Это мой папенька, а твой дед, излишне тебя баловал, кормил сладким…

Элизабет обиделась на тётку и ушла в дальний угол, назло всем не стала танцевать, а принялась делать наброски на мольберте.

Эллери, как старший брат, благосклонно принял ухаживания Нолана Стронгхольда за своей сестрой.

Нолан зачарованно любовался во время вальса Ингрид. Её прекрасное лицо, как обычно, было грустно, а огромные карие глаза не смотрели на жениха даже искоса. Но молодой человек тешил себя надеждой, что, будучи его женой, Ингрид изменит свои приоритеты и полюбит его.