Капитан Форальберг всё насвистывал свою мелодию, скользя равнодушным взглядом по людям за решёткой.

Между дальними прутьями вдруг показалась рука.

– Выбери меня! Иди сюда, выбери меня!

Конмаэл подошёл и с любопытством заглянул в камеру. Там стоял молодой человек, ничем особо не примечательный, но полный бодрой жизни. Капитан вспомнил его – он был из тех, кого привезли несколько дней назад.

– Почему тебя? – спросил он тоном учителя младших классов, улыбаясь.

– Что с того, что я просижу тут дни или недели? Вы всё равно меня убьёте. Чего тянуть? Выбери меня.

Конмаэл внимательно рассматривал заключённого, наклонив голову.

– Считай, ещё вчера ты был на фронте. От тебя так и разит порохом. Сиди отдыхай.

Заключённый злобно зарычал и бросился на железные прутья, осыпая проклятиями всё и всех. Конмаэл хмыкнул, посмотрел на конвойных и едва заметно кивнул им. Те быстро отперли камеру и без стеснения поколотили буйного пленника. Били сперва кулаками, потом ногами, до тех пор, пока он не сжался в комок у стены и не застонал.

Капитан Форальберг продолжил обход.

Уже полтора года он здесь, в этом месте. Конмаэл свыкся со своей работой и теперь выполнял её беспристрастно. Терзания давно покинули его, он выглядел отрешённым и немного ленивым.

– Этот. – Он указал на узника из другой камеры. Пожилой человек сидел в дальнем углу и что-то мычал себе под нос. Когда конвойные взяли его под руки, с ним произошло то, что Конмаэл наблюдал много раз: он навсегда покинул эту реальность и убежал мыслями в неведомую даль.

– С этими всё. Ведите в башню.

Солдаты и гремящие цепями заключённые скрылись во тьме коридора.

Конмаэл не спешил уходить. Он всегда задерживался на нижнем уровне, прислушиваясь к тому, что происходило вокруг. Напряжение, витавшее в воздухе, давно стало привычным, и он умело его отгонял. Дурные запахи он тоже игнорировал, как и редкие мольбы узников. Посильные просьбы он всегда передавал Святой Мэри, чтобы занять того любимым делом.

Он больше не чувствовал прикосновений смерти здесь, на нижнем уровне, призраки не трогали его: видимо, свыклись с его существованием. Теперь единственные призраки, которых Конмаэл видел перед собой, сидели по ту сторону решёток. Он давно уже не видел в узниках людей, лишь бесформенную массу, держащуюся за последние капли бытия отощавшей энергией.

Выбравшись из лабиринта подземелья, он поднялся на стену крепости. Была ранняя весна, ясный мартовский день больно ударил по глазам, привыкшим к полумраку. Пейзаж утратил былую белизну: он погрязнел проталинами и несвежим рыхлым снегом. Город невдалеке выделялся старыми черепичными крышами, щеголяя яркостью цвета на фоне общей бледности. Небо голубым куполом охватывало пространство, намекая, что скоро всё зазеленеет, вернутся былые краски жизни, и можно позволить себе помечтать, будто нет никакой войны. Большинство людей покинуло город из-за близости фронта. Древность его мощёных улиц стала вдруг никому не нужна, и он медленно умирал в ожидании снарядов. С высоты крепости не были видны воронки в земле, но гром взрывов волнами докатывался до Горы Мертвецов. И тучи этой грозы уже стремились сюда.

Где-то там небо наверняка было серым и мрачным, там шли бои. Линия фронта за последние месяцы стала подвижнее, прорывы чередовались с отступлением, и всё это напоминало перетягивание каната на деревенской ярмарке. Солдатам привозили всё больше сладкого вина, чтобы они не впадали в тоску и уныние. С продовольствием становилось хуже, поставки провизии в крепость скудели с каждым разом, зима и вовсе попросила всех отощать. Зато процветала военная промышленность: Конмаэл то и дело узнавал из газет о новых изобретениях. Бронированные автомобили, бронированные лодки, бронированные самолёты. Конница была теперь не так эффективна, а то и лошадей нарядили бы в стальные попоны. Мир кривился и корчился, но выталкивал из себя новые орудия, машины, вещества. С самолётов стали сбрасывать бомбы. Придумали какую-то машину, сметающую всё на своём пути, назвав её «танк». Химики в лабораториях ставили опыты со смертоносными газами. Более подлого способа уничтожения Конмаэл не мог и представить – человека убивал вдох и соприкосновение кожи с воздухом. Самое первое проявление жизни оказывалось смертельным.

Разведчики карабкались в небо на воздушных шарах и дирижаблях, военные инженеры загоняли корабли под воду. Всё это мерещилось Конмаэлу там, впереди, у невидимых глазу линий траншей, первой и второй. Морские сражения бушевали на другом, очень далёком фронте, но в воображении капитана это тоже свершалось там, впереди. И всё это вперемешку клубилось в его сознании: танки против подводных лодок, командиры на воздушных шарах, град пуль с неба и из-под земли, повсюду взрывы и дым. Его слух уловил звук выстрелов – казнь свершилась, и рекруты получили ещё один урок. Залпы винтовок точно легли на мир из его фантазии.

Он был всецело поглощён гротескной картиной, когда на стену рядом с ним сел воробей, громко зачирикал и вывел капитана из плена воображения. Конмаэл поглядел на маленькое серое существо. Птица наклоняла голову то в одну, то в другую сторону – присматривалась к человеку, время от времени выдавая как будто бы вопросительный «чирик». Растворились в дымке танки, пропали из воздуха дирижабли, ушли подлодки. Вокруг снова была осторожная, пока ещё тихая весна.

– Капитан Форальберг, господин!