пинает снег и видит -- листья,

четыре времени в году,

четыре времени для жизни,

а только гибнешь на лету

в каком-то пятом измереньи,

растает снег, не долетев,

в каком-то странном изумленьи

поля умолкнут, опустев,

утихнут уличные звуки,

настанет Пауза, а я

твержу на лестнице от скуки:

прости меня, любовь моя.

Глава 18

Трещала печь, героя пальцы

опять лежали на окне,

обои "Северные Альпы",

портрет прабабки на стене,

в трельяж и в зеркало второе

всмотритесь пристальней, и вы

увидите портрет героя

на фоне мчащейся Невы,

внимать желаниям нетвердым

и все быстрей, и все быстрей

себе наматывать на горло

все ожерелье фонарей,

о, в этой комнате наскучит,

герой угрюмо повторял,

и за стеной худую участь,

бренча, утраивал рояль,

да, в этой комнате усталой

из-за дверей лови, лови

все эти юные удары

по нелюбви, по нелюбви.

Глава 19

Апрель, апрель, беги и кашляй,

роняй себя из теплых рук,

над Петропавловскою башней

смыкает время узкий круг,

нет, нет. Останется хоть что-то,

хотя бы ты, апрельский свет,

хотя бы ты, моя работа.

Ни пяди нет, ни пяди нет,

ни пяди нет и нету цели,

движенье вбок, чего скрывать,

и так оно на самом деле,

и как звучит оно -- плевать.

Один -- Таврическим ли садом,

один -- по Пестеля домой,

один -- башкой, руками, задом,

ногами. Стенка. Боже мой.

Такси, собор. Не понимаю.

Дом офицеров, майский бал.

Отпой себя в начале мая,

куда я, Господи, попал.

Глава 20

Так остановишься в испуге

на незеленых островах,

так остаешься в Петербурге

на государственных правах,

нет, на словах, словах романа,

а не ногами на траве

и на асфальте -- из кармана

достанешь жизнь в любой главе.

И, может быть, живут герои,

идут по улицам твоим,

и облака над головою

плывя им говорят: Творим

одной рукою человека,

хотя бы так, в карандаше,

хотя б на день, как на три века,

великий мир в его душе.

Часть III. Свет

Глава 21

(Романс)

Весна, весна, приходят люди

к пустой реке, шумит гранит,

течет река, кого ты судишь,

скажи, кто прав, река твердит,

гудит буксир за Летним садом,

скрипит асфальт, шумит трава,

каналов блеск и плеск канавок,

и все одна, одна строфа:

течет Нева к пустому лету,

кружа мосты с тоски, с тоски,

пройдешь и ты, и без ответа

оставишь ты вопрос реки,

каналов плеск и треск канатов,

и жизнь моя полна, полна,

пустых домов, мостов горбатых,

разжатых рек волна темна,

разжатых рек, квартир и поля,

такси скользят, глаза скользят,

разжатых рук любви и горя,

разжатых рук, путей назад.

Глава 22

Отъезд. Вот памятник неровный

любови, памятник себе,

вокзал, я брошенный любовник,

я твой с колесами в судьбе.

Скажи, куда я выезжаю

из этих плачущихся лет,

мелькнет в окне страна чужая,

махнет деревьями вослед.

Река, и памятник, и крепость -

все видишь сызнова во сне,

и по Морской летит троллейбус

с любовью в запертом окне.

И нет на родину возврата,

одни страдания верны,

за петербургские ограды

обиды как-нибудь верни.

Ты все раздашь на зимних скамьях

по незнакомым городам

и скормишь собранные камни

летейским жадным воробьям.

Глава 23

К намокшим вывескам свисая,

листва легка, листва легка,

над Мойкой серые фасады

клубятся, словно облака,

твой день бежит меж вечных хлопот,

асфальта шорох деловой,

свистя под нос, под шум и грохот,