Вторая - девушка, оказавшаяся напротив меня. У этой разгрузка отсутствует, что странно. Ещё более непривычно выглядят два коротких клинка, упрятанные в ножнах за спиной. Усаживаясь на стул, пытаюсь представить их схему действия в бою. Мужчина явно выступает в качестве огневой поддержки. Или вызывает огонь противника на себя, привлекая его внимание. Пока напарница обходит с тыла. Хотя, тут может быть много вариантов.

Через секунду становится не до мыслей об их тактике. Появляется то же давящее чувство, которое я испытывал при попытке задействовать "натиск" Леонидом. Сразу за этим следует и вопрос. Начинает девушка, чуть наклонившаяся в мою сторону.

– Недавно в окрестностях города упал самолёт. Пилот успел катапультироваться, но его убили на земле. Вы что-то знаете об этом?

Пытаюсь сделать удивлённое лицо. Не уверен, что получается. Ловлю себя на мысли, что мне хочется немедленно выложить им всю правду. А сама парочка кажется заслуживающей доверия. Им нужно помочь. Краем сознания понимаю, что их "натиск" работает. Не знаю, какая у них ступень прогресса, но моя четвёртая пока помогает слабо. Воздействие явно сильнее, чем у Леонида. Сопротивляюсь. Когда открывают рот, челюсть кажется сделанной из камня. С трудом выдавливаю из себя одно единственное слово.

– Нет.

Выходит ещё чуть качнуть головой из стороны в сторону. Они переглядываются. Потом любительница мечей переводит взгляд на Дэки.

– А ты что скажешь?

Румынка отвечает сразу же.

– О самолёте ничего не слышали. Но район знаем. Можем помочь поискать тех, кто это сделал.

Мужчина напротив неё скалится в улыбке. Присоединяется к беседе.

– Нам помощь не нужна, красавица. Мы и так любому можем язык развязать.

Хорошо. На Дэки "натиск" тоже не сработал. Не знаю, что с ней делали в больнице, но эта модификация почему-то оказывает на неё нулевое воздействие. А вот выражение лица "бронированного", с которым он смотрит на неё, мне совсем не нравится. Чем-то напоминает Егора, когда он разглядывает девушек.

Давление на мозг постепенно слабеет. Начинает накрывать откат. Куда более мощный, чем в прошлый раз, при защите от "натиска". Состояние внутри такое, что хочется немедленно опрокинуть внутрь грамм двести крепкого алкоголя, а потом пустить себе пулю в висок. Или пристрелить кого-то ещё. Стараюсь фокусироваться на контроле. В состоянии "внутреннего фаталиста", мне сейчас очень хочется достать пистолет и выстрелить в лицо мужика, сидящему с другой стороны столешницы. Его напарница внимательно изучает моё лицо. Косится на Дэки и начинает говорить.

– Если что-то услышите о самолёте - сразу же передайте нам информацию. Это чрезвычайно важно. Мы ненадолго задержимся у вас в городе. Прочешем окрестности. Мэр любезно согласился предоставить нам жильё и отряд солдат в помощь. Пока вы свободны. Можете идти.

Молча поднимаюсь из-за стола. Дэки глянув на меня, тоже поднимается. Уже подходя к двери, слышу, как она говорит что-то им на прощание. Через минуту выходим в вестибюль. Внутри плещется тоска и безнадёга. Что я делаю? Зачем? Мотаю головой. Ощущение того, что жизнь кусок дерьма не проходит. Оказавшись снаружи, молча прохожу мимо Игоря. Через несколько метров догоняет Дэки. Кладёт руку на плечо. Дёрнувшись, сбрасываю её.

Что-то кричит Руслан. Но в машину сейчас нельзя. Если прекращу переставлять ноги, то мой мозг совсем взорвётся. По крайней мере я почему-то в этом уверен. До бара пойдём пешком. Проходим несколько домов. До сознания доносятся ещё какие-то крики. Чуть поворачиваю голову. Женщина, на вид лет сорока кричит на молодую девушку.

– Я тебя так воспитывала, да? Чтобы ты блядью стала? Посмотрите на неё - ноги раздвинула и гордится собой. За что? За две банки тушёнки и бутылку воды! Твой дед сейчас в гробу переворачивается. Его любимая внучка стала уличной шлюхой!

Девушка напротив чуть ли не рыдает.

– Мам, хватит! Ты же сама её ела. И остальные. Зачем ты так?

Та не унимается.

– Вы посмотрите, как запела. Думаешь можно принести еды и всё будет хорошо? Спасибо тебе скажут? Шлюха!

Внутри просыпается другое чувство. Ненависть. В детском доме у нас была воспитательница. Главная в блоке. При каждом посещении чиновниками или благотворителями, щебетала с детьми, как канарейка. Чуть ли не заботливую мать изображала. Когда посетители уходили, внутри воцарялось царство боли. Чтобы не загружать себя ежедневной рутиной, она спихнула всю работу на отобранную группу старших воспитанников. Они правили очень просто - безграничным насилием. Как-то одного попробовавшего сопротивляться пацана, подвесили за ноги в туалете и по очереди мочились на него. Через пять дней он сумел сорвать сетку с окна на четвёртом этаже и спрыгнул вниз. На теле оставил записку. Кое-как нацарапал своей кровью на салфетке. Письменных принадлежностей нам было не положено.

Но до трупа первой добралась всё та же воспитательница. Записку уничтожили, а самоубийство превратилось в неудавшуюся попытку побега, при которой воспитанник случайно упал вниз. О её наличии мы узнали только по той причине, что писал он на глазах нескольких человек на соседних кроватях.

Эта старая сука так же орала на девушек, которые жили по соседству. Блок был разделён на две изолированные части. Правда в качестве перегородок чаще всего использовались решётки. Так что мы всё слышали, а иногда и видели. Бляди, шлюхи, тупые подстилки, озабоченные свиньи - на оскорбления она не скупилась. При этом сама трахалась со "старшаками" из своего "отряда". Слухи об этом ходили долго, но к сожалению, я как-то убедился лично. Будучи в дежурной группе, которая в том числе и мыла полы, отправился в её кабинет. Вытянув в тот вечер короткую соломинку. На мой осторожный стук в дверь никто не ответил. Когда я постучал во второй раз, то она приоткрылась. И на свою беду, мой мозг почему-то решил, что слегка толкнуть её будет хорошей идеей. Через пару секунд я понял всю глубину моей ошибки, но было уже поздно.