Никак не меньше минуты я стояла не в силах не то, что пошевелиться, но и подумать о чем бы то ни было. Ошеломление было настолько сильным, что единственное, что я ощущала — это подрагивающие колени и пальцы, судорожно зажавшие обрывки заботливо зашитого Эндо костюма. И влагу, бессовестно растекающуюся по внутренной поверхности бедер.

Затем внутреннее оцепенение вдруг резко схлынуло, колени стали мягкими и я медленно опустилась на корточки. В голову от пережитого стресса накатило нечто, от чего я сначала беззвучно, а затем и вслух принялась хохотать. Мой смех, верно, можно было принять за смех сумасшедшей, возможно, так оно и было, и мои эмоции, не выдержав напряжения, дали заметную трещину. Видимо, и слез уже не осталось даже на такой случай, а лишь неудержимое веселье, удел всех изгнанников, лишенных нормального общения.

— И до свидания не сказал!.. — пропела я строчку из знакомой песенки, чтобы вмиг снова закатиться в истеричном хохоте.

— Необходимо сформировать второе свидание… — раздался гундосый голос слева и я тут же повернула голову. Я совсем про него и забыла… Эндо бесшумно парил в воздухе. Наверное, наблюдал за нами и тщательно анализировал происходящее, высчитывал угол наклона, количество вздохов, пополняя свою базу данных, и глубину… Дальше думать не хотелось.

— Второе свидание? Непременно! Только с цветами, расслабляющим наном и романтическими стихами собственного сочинения! — продолжала хохотать я, утирая выступившие от смеха слезы. — Так можешь и передать…

Эндо странно промолчал, видимо, мой непривычный смех вызвал у него сбой анализаторной системы. Я же, наконец, отсмеялась и вмиг осознала всю жалкую природу своего положения. Захотелось хорошенько выругаться по-старинке.

— Черт! — сказала я смачно и пристукнула кулаком по злополучной стене.

— Морской? — тут же переспросил Эндо. Дурдом. Нет, театр абсурда, честное слово. Так у меня разум даст окончательный сбой. — Доступен порошок с имитацией морского черта глубокой закатки…

— Это я тебя сейчас закатаю! Глубоко! — подскочила я. Вмиг захотелось сорвать на ком-нибудь злость, а Эндо, казалось, как никто другой был причастен к моему тяжелому положению. Робот растерянно взмахнул рассеивателями и попятился назад, когда я сделала угрожающий шаг в его сторону.

— Костюм нуждается в починке! — выпалил он быстро, словно стремясь меня в чем-то убедить.

— И то верно… — вмиг остыла я. Остаться без робота и без целого костюма представлялось плохой затеей и я, наконец, бессильно присела на собственную лежанку. Сверху темной волной надвигалось понимание, что все это только начало…

Когда я двинулся к чужой, я не предполагал исход нашей встречи. Хотелось вытянуть из ее нутра то, что заставляло ее смело смотреть мне в глаза, бросая вызов. Кому?.. Мне?! Самонадеянное безрассудство или несусветная глупость. Скорее, второе… Хотелось растоптать… как обычно. Увидеть мольбу, острый испуг, а не немой укор и независимость, словно она была выше, лучше меня. Самонадеянность, прикрытая глупостью, вот уж точно. Сколько таких я ломал, доводил до бессильной ярости и безропотного подчинения, матерых солдат, офицеров и высокородных пленных. Они знали одно — мои действия всегда резки и решительны. И физическое уничтожение далеко не самый худший вариант. Куда опасней ментальное нагнетание, способное довести до безумия, ломая стройные, но такие скучные и пустые представления о жизни. Разом.

Все случилось само собой. Возможно, я солгал, говоря о том, что не знал исхода встречи. Где-то глубоко внутри я, без сомнения, предполагал, что именно так и будет. Это настойчивое тянущее чувство возникло еще там, рядом с аквариумом. Но способ, которым оно готово было реализоваться в жизнь… Был такой, как всегда. Я никогда не прошу советов у своих подчиненных. Я ни о чем не спрашиваю. Зачем?.. В моей жизни нет места вопросам. Каждая секунда жизни ценна своими действиями. И результатом. Нам не о чем говорить с чужой, исход определен заранее. Поэтому тело действовало так, как было удобно ему. Быстро, жестко, вынимая толику удовольствия из этого тщедушного тела. Которое оказалось вовсе не толикой… А заслуживающим внимания занятием, позволяющем разом убрать усталость и навязчивый шум в голове из-за нерадивых солдат. Тело ликовало. Давно я не отпускал его так далеко, словно цепного пса, навечно запертого в конуре вновь выпустили в открытое поле… Не знаю, как я не раздавил собой девчонку, досталось ей немало…

Но… разум съедала злость. Весьма непозволительное чувство. Но оно рождалось вновь при взгляде на чужую. Она сбивала меня с ровного потока мыслей. Опять… Разум кричал. Он хотел видеть доходящий до оторопи страх либо слепое до безумия повиновение. Но не находил, ни того, ни другого. Ни мольбы о пощаде, ни паники, ни пустых заверений в преданности в обмен на что-то ценное, например, жизнь… Я бросал взгляд в ее широко открытые глаза и не обнаруживал там ровным счетом ничего. Она и сама была абсолютно ровная… сознанием.

И тогда я начинал двигаться еще сильнее, еще исступленнее в попытке выбить из нее хоть какой-то ответ. Я сминал и давил ее своей мощью, резко упирался внутри, ожидая, когда же она, наконец, начнет метаться в бессильных попытках остановить меня. Либо станет отвечать, прогнется подо мной, с абсолютно безнадежной целью сыскать мое расположение. Но нет… Ее лицо лишь приняло задумчивый вид, словно это она изучала меня, а не я ее, ашер дери! Слово "изучала" можно было бы заменить и более крепким…

И вот, наконец, когда мое тело содрогнулось в агонии наслаждения, разум, наоборот, раздражался от бессилия. Я резко оставил чужую и поднялся к себе, наверх. Мне хотелось сказать, что я остался равнодушным, но это было не так. На самом деле, я не хотел, чтобы она заметила мои глаза, закипающие недоумением. И что же случилось дальше? Снизу я услышал тихий ироничный голос и затем… заражающий своей искренностью смех. После этого я понял, что мир полетел в чертову черную дыру и я уже не смогу остановиться.