СТИВЕН. Как я понимаю, неординарными были здесь эти годы.

КОРА. Так и жить нужно только в такие годы.

СТИВЕН. Тогда нам с тобой повезло, потому что мы уже провели не один год в неординарных местах с крайне неординарными людьми. Полагаю, этот обсиженный летучими мышами мавзолей подходит нам, как ничто другое.

КОРА. Над крыльцом красная комната, идеальный вариант для твоего кабинета. Ты сможешь запираться там и писать, сколько хочешь, при условии, что время от времени будешь спускаться вниз и здороваться со всеми этими интересными людьми, которые будут приезжать к нам.

СТИВЕН. А поскольку с туалетами здесь беда, полагаю, наши интересные гости будут, по большей части метаться по дому и поместью, чтобы найти укромное место, где они смогут без помех облегчиться.

КОРА. Ох, Стиви, мы здесь будем счастливы. Мы сможем даже притвориться, будто женаты. Мы станем чуть ли не респектабельными.

КРЕЙН. Пусть это напишут на моем надгробии. Стивен Крейн – почти респектабельный.

(Над головой слышится хлопанье крыльев).

КОРА. Что это? Ты слышал? (Указывает вверх). Смотри. Там что-то черное. Похоже, у нас тут летучие мыши. Надо обязательно пригласить Брэма Стокера. И клянусь, я слышала, как кто-то ходил по кухне. (Звук сдвигаемого стула). Опять, как по заказу. Словно дом нас подслушивает. (Уходит темноту к заднику).

СТИВЕН (оглядываясь). Когда ты смотришь в бездну, бездна смотрит на тебя.

КОРА (кричит за сценой). Что-то на кухне. Но не волнуйся. Всего лишь огромная крыса. В Джексонвилле я знала одну женщину, практиковавшую вуду, которая прекрасно их готовила. С красным перцем и фасолью.

(СТИВЕН все оглядывается, жену не слышит. Свет медленно меркнет. Карканье ворон, завывание ветра).

(Свет падает на ФОРДА, по-прежнему сидящего в кресле, и пока он говорит, мы видим ДЖОЗЕФА КОНРАДА, вышагивающего за его спиной и ГЕРБЕРТА УЭЛЛСА, который смотрит на него в некотором изумлении. У КОНРАДА остроконечная борода, монокль и легкий польский акцент. УЭЛЛС невысокого роста и с усами. ФОРД выглядит моложе, когда говорит с остальными).

ФОРД. В определенный период времени я сдавал Пент-Фарм Конраду и сотрудничал с ним в нескольких интересных проектах. Он вкладывал свою гениальность, а я помогал ему с английским. Герберта Уэллса наше сотрудничество в немалой степени забавляло.

КОНРАД. Но я не понимаю, почему мы не можем просто сказать, что она обожала полировать мужнины шары.

ФОРД. Потому что в этом контексте, на английском, шары будут приняты за яйца.

КОНРАД. Но я говорю не о яйцах.

ФОРД. И я о том же.

КОНРАД. Английский – чертовски раздражающий язык. Почему шары не могут быть просто шарами?

ФОРД. Могут, за исключением тех случаев, когда они – яйца.

УЭЛЛС. Ради Бога, Форд, почему бы тебе не оставить Конрада в покое? Ты губишь его неподражаемый стиль.

ФОРД. Он хочет, чтобы я ему помогал.

УЭЛЛС. Он не знает, чего хочет. В этом вся прелесть. Именно этого нашей стране не хватает: писателей, которые не говорят на английском.

КОНРАД. Премного вам благодарен.

УЭЛЛС. На самом деле это прекрасно. Благодаря вам язык вновь становится живым. Ничто не дает более сильного импульса английской прозе, чем невежественный гений. Если он хочет, чтобы эта женщина полировала мужнины яйца, пусть полирует.

КОНРАД. Но я не хочу быть невежественным гением. Я хочу писать, как Генри Джеймс.

УЭЛЛС. Господи, нет. Только не это.

ФОРД. Вы не думаете, что Джеймс – гений?

УЭЛЛС. Мое уважение к Генри Джеймсу безмерно. Нет другого такого писателя, гениальность которого не вызывает сомнений, в чью толстую физиономию я с большим [6] удовольствием запустил бы кремовый торт. Уважительно, но при этом от всей души. Джеймс прилагает невероятные усилия для того, чтобы плести сложную вязь наречных оборотов, в которых нет ровно никакого смысла. Он похож на гиппопотама, пытающегося поднять горошину.

КОНРАД. Я думаю, писатели должны быть сострадательнее друг к другу. Писательство – это агония.

УЭЛЛС. Если это агония, почему они пишут?

КОНРАД. Почему вы пишите?

УЭЛЛС. Чтобы заработать деньги, естественно. И чтобы повлиять на человеческое мышление.

КОНРАД. Извините, но это глупость.

УЭЛЛС. Зарабатывать деньги? Или влиять на человеческое мышление.

КОНРАД. Деньги, безусловно нужны, но никто не может изменить человеческое мышление. За всю историю человечества не было двух людей, которые могли действительно понять друг друга. Тому пример – моя жена и я.