— Сколько же он требует?

— Полторы тысячи ливров.

— Черт побери, сто пятьдесят пистолей! — уныло протянул д'Артаньян. — Отроду не держал в руках таких денег… Что же делать? У вас нет родственников или знакомых, которые могли бы выручить?

— Увы…

— А договориться с ним нельзя?

— Не получится, Шарль. Он с родной матери стребовал бы долг через судейских…

— Ну да, он сразу показался мне душевным и добрым… — сказал д'Артаньян, лихорадочно пытаясь что-нибудь придумать и горестно осознавая, что найти выход он не в состоянии. — Вы говорите, на углу Феру? Нужно что-нибудь придумать…

— Что?

— Вот что, Луиза, — многозначительным тоном сказал д'Артаньян, в голову которому пришла великолепная идея. — Не отчаивайтесь, я скоро вернусь…

И он выбежал из гостиной. По его глубокому убеждению, истинный дворянин в такой ситуации не должен был сидеть сложа руки. Коли уж делишь с женщиной постель, следует принимать близко к сердцу и ее злоключения… Поднявшись к себе, он засунул пару пистолетов за пояс и взял длинный хлыст. Неплохо было бы ради пущего устрашения прихватить с собой Планше с мушкетом, да вот беда, у Планше пока что не было мушкета ввиду печального состояния финансов его хозяина…

К дому Перраша он подошел, нахлобучив на нос шляпу и грозно помахивая хлыстом. Шпоры отчаянно звенели при каждом шаге, блестели новехонькие пистолеты, шпага колотилась о ботфорты — а из-под нахлобученной шляпы сверкали нешуточной решимостью глаза и не обещавшая ничего доброго усмешка, старательно скопированная у Рошфора. Д'Артаньян не без оснований подозревал, что выглядит весьма внушительно — должно быть, это мнение разделял и привратник, шарахнувшийся с дороги, жалобно что-то пискнув.

Ободренный первой победой, д'Артаньян без церемоний вошел в дом и оказался в обширном помещении, судя по всему, игравшем роль приемной, — на стульях у стен сидели с видом просителей несколько человек, в том числе даже один несомненный дворянин. Зрелище это разозлило д'Артаньяна еще больше. «Приемная, прах меня побери! — взревел он про себя. — Как будто этот паршивый буржуа — принц крови!»

К нему тут же подошел слуга и без всякого почтения поинтересовался независимым тоном:

— Что вам угодно, сударь?

Вид у него был столь спесивый и чванный, словно он служил кому-то из герцогов, а то и принцев крови. Однако такого обращения д'Артаньян не стерпел бы и от лакея Королевского Дома.

— Мне нужно немедленно видеть вашего хозяина, — сказал он столь же независимо. — Кажется, его зовут Перраш?

— Господин Перраш сейчас изволит быть занят, — сказал слуга, загораживая дверь.

— Черт побери, вы имеете дело с дворянином! — сказал д'Артаньян, закипая не на шутку.

— Знали б вы, сударь, как часто господину Перрашу приходится иметь дело с дворянами… — сказал слуга, едва ли не зевая ему в лицо. — Присядьте, что ли, и подождите, а я посмотрю, удастся ли для вас что-нибудь сделать…

— С дороги! — рявкнул д'Артаньян. — Немедленно!

— Сударь, если вам нужда ссуда, ведите себя пристойнее…

— Ну хорошо, — сказал д'Артаньян вкрадчиво. — Судя по вашему выговору, милейший, вы откуда-то из Оверни?

— Предположим, сударь…

— А значит, вы плохо знакомы с обычаями гасконцев, любезный… — тем же тоном, который кто-то по недоумию мог бы даже назвать ласковым, продолжал д'Артаньян. — Чтоб вы знали, в наших краях не принято пасовать перед столь наглыми и незначительными препятствиями. Если на дороге у меня стоит такой олух, как ты, мешающий мне пройти туда, куда я непременно желаю попасть…

— Ну, ну! — подначивал слуга, и в самом деле плохо знакомый с гасконскими нравами.

— …я попросту отшвыриваю негодяя и высаживаю дверь, — сказал д'Артаньян решительно.

И тут же претворил обещанное в жизнь — могучим ударом кулака отправил слугу в угол приемной и наподдал по двери ногой так, что она распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Не теряя времени, д'Артаньян ворвался в комнату и захлопнул дверь за собой с видом разъяренной богини мщения из греческой мифологии, о коей он краем уха что-то такое слышал в те времена, когда отец в меру финансов и разумения пытался еще приобщить сына к азам науки.

Жаль только, что на господина Перраша столь шумное и неожиданное вторжение вооруженного до зубов незнакомца не произвело, нужно признать, особенного впечатления. Он так и сидел за столом, заваленным испещренными цифирью бумагами, кучками монет различного достоинства и гусиными перьями, взирая на гасконца словно бы с некоторой скукой.

Именно это как раз и ввергло гасконца в некоторую растерянность. Столкнувшись с бранью или вооруженным отпором, он сумел бы проявить себя должным образом, но это ленивое безразличие сбивало с толку почище, чем любые проявления враждебности.

Впрочем, он быстро овладел собой. Ростовщиков не любят нигде, а в Гаскони особенно. Деньги для захудалых дворян — большая редкость, сплошь и рядом, чтобы их раздобыть, приходится, наступив на глотку гордыне, обхаживать таких вот субъектов, набитых пистолями, и отсюда проистекают разные унизительные коллизии, а если вспомнить о существовании вовсе уж оскорбляющих дворянское достоинство мерзости вроде процентов, закладных, просроченных векселей и торгов, не говоря уж о налагаемых на имущество должника арестах… Одним словом, ярость очень быстро взяла верх над растерянностью.