Подойдя к окну, откуда слабо просачивается свет восходящего солнца, рассматриваю вещь в моих руках, и вздыхаю с облегчением, когда вижу очертания моего платья. Быстро надеваю его через голову, и спешу на выход. Чувствую себя мелким воришкой, когда оказываюсь у входной двери. Убедившись, что двери спальни находятся далеко отсюда, включаю свет. Вижу свое отражение в зеркале и в ужасе прикрываю рот ладонью, сдерживая немой крик. Господи, кто это? Осыпавшаяся тушь под глазами, скатавшаяся черными шариками в уголках глаз, на голове птичье гнездо. Глаза и губы распухли, а цвет лица какой–то бледно–желтый. Снимаю заколку, кое–как собираю волосы в пучок и, как могу, убираю с глаз ненужную косметику. Осматриваюсь по сторонам, в поисках своей обуви, но там лишь стоят туфли и кроссовки Доминика. Моих нигде не видно. Ну и ладно.

Осторожно, пытаясь не шуметь, открываю дверь, выключаю свет и выхожу в холл. Я вздрагиваю, как пугливый заяц, когда с громким щелчком дверь позади меня закрывается, и со всех ног несусь к лифту. Нервно нажимаю на кнопку, и бью по ней, пока, наконец, лифт не приезжает.

Спустившись вниз, иду по лобби в сторону выхода под подозрительным присмотром пожилого консьержа. Еще бы. Пять утра. Молодая, незнакомая девушка, босиком, помятая, выходит из здания, и выглядит, как подзаборная проститутка. Еще и с похмелья. Уверена, что шлейф за мной тянется еще тот. Господи, как же стыдно. Закрываю лицо ладонями и выхожу на свежий, прохладный после ночи, воздух.

 Колючий тротуар неприятно царапает мои босые ступни, но я терплю. Без обуви шаги получаются невероятно жесткими, и каждое движение отдается болью в голове. Господи, побыстрее бы добраться до дома и выпить таблетку аспирина, чтобы заглушить эту агонию.

Радует факт, что я нахожусь в знакомом районе, в нескольких кварталах от дома. Идти далековато, но выбора у меня нет. Сумочку, как назло, я с собой не взяла, поэтому ни телефона, ни кошелька у меня нет. Засада со всех сторон.

Стою на перекрестке и жду пока светофор переключится на зеленый свет, и тут возле меня останавливается Додж Челенджер, окно медленно опускается, и я вижу на водительском сидении мужчину лет сорока, который похотливо осматривает меня с головы до ног. На улице в это время суток немноголюдно, и неприятный холодок бежит по моей спине. Когда его взгляд задерживается на моей груди и торчащих от холода сосках (а я без лифчика, спасибо, Дейзи), я обнимаю себя руками, пытаясь прикрыться.

— Заблудилась, красавица? Тебя подвезти? — облизавшись, спрашивает мужчина, явно принявший меня за девушку, продающую любовь.

Я отворачиваюсь, делая вид, что не слышу его. К счастью, загорается зеленый свет и я спешу перебежать через дорогу. Он еще что–то кричит мне, но я уже со всех ног несусь по улице, не обращая внимание на проезжающие машины и немногочисленных прохожих, которые вышли прогулять своих домашних животных, или на пробежку, и с любопытством разглядывают меня.

Добегаю до дома и начинаю остервенело барабанить в дверь, в надежде, что Дейзи осталась ночевать у меня. Потому что если нет, мне придется как–то добираться в другой конец города, чтобы взять у нее запасные ключи и попасть домой. К счастью, через несколько минут моего грохота, дверь открывается, и я вижу на пороге заспанную Ди, которая выглядит еще хуже, чем я.

— Господи, Кэт, ты смотрела на часы? Нормальные люди еще спят в такое время, — стонет она.

— Нормальные люди? — визжу я. — Нормальные люди спят в своей постели, а не шляются по городу в поисках не пойми чего!

Дейзи болезненно морщится и хватается за голову.

— Да поняла я тебя, поняла. Только не кричи, — просит меня и уходит в спальню.

Я захожу домой и направляюсь прямо в ванную. В голове у меня хаос, в душе паника. Боже мой, что теперь будет? Ник этого так просто не оставит. Конечно, можно было бы остаться дома, но он знает где я живу, и здесь точно убьет меня без свидетелей. На работе хотя бы есть люди. Может не будет казнить меня при посторонних? Я–то была пьяна, а он — нет, и все помнит.

Захожу в душ, закрываю за собой прозрачную дверь и включаю холодную воду. Ледяной поток льется мне на голову, а я со всех сил тру виски, пытаясь вспомнить, что же вчера было. Что я делала? Почему оказалась у него дома, в постели в одних трусиках? А что самое ужасное: кто еще видел меня в таком состоянии?

Сборы на работу проходят как в тумане. Ноги саднят от бега по асфальту, я с трудом могу передвигаться. Сегодня никакого делового стиля, ни в одних туфлях я не смогу ни шага сделать. Надеваю серое трикотажное платье и кроссовки–сникерсы. С макияжем особо не напрягаюсь, слегка подкрашиваю ресницы и крашу губы бежевой матовой помадой. Захожу в спальню и пытаюсь разбудить Дейзи, но та только мычит что–то неразборчивое в ответ. Махнув рукой, выхожу из дома, ловлю такси и еду в офис.

Доминик

С трудом разлепляю тяжелые веки уже когда на улице совсем светло. Вчера был очень длинный день, наполненный сюрпризами и неожиданностями. Много работы и совершенно никакого отдыха. Перерывы на кофе и короткий обед не считаются. Смотрю на часы — девять утра. Я конкретно проспал на работу, да и плевать. Хоть у меня и было десять часов сна, все–равно не выспался. Все тело ломит от усталости, я почти не чувствую затекшие мышцы. Подумать бы, у меня вчера был сложный день, сегодня не менее тяжелое утро, если бы не одно «но». Рядом со мной спит Кэт. Моя маленькая, сексуальная бестия. Удовлетворенно потягиваюсь и поворачиваюсь на другую сторону. Не открывая глаз обнимаю ее, но под моей рукой только холодное одеяло и простынь. Что за нах*й? Вскакиваю с кровати, как ошпаренный, и рывком срываю одеяло на пол, обнаружив там… никого. Твою мать! Бегу на кухню и в гостиную, уже заведомо зная, что Кэтрин там нет. Сбежала, как нашкодившая кошка.

Сжимаю челюсти до боли в зубах и разьяренно дышу. Ну все, малышка, игры закончились. Решительно направляюсь в спальню и быстро одеваюсь. После умываюсь, чищу зубы, на ходу хватаю ключи с комода в коридоре и еду на работу, нарушая все мыслимые и немыслимые правила. Когда добираюсь до офиса, у меня только пар из носа не идет, но лицо в точности напоминает цвет тряпки, которой матадоры дразнят быков на корриде — ярко–красный. Иду прямо в кабинет Кэтрин, учащенно дыша, и с абсолютной уверенностью, что она там. Остаться сегодня дома Кэт не посмела бы.