Без стука, чуть ли не с ноги, резко открываю дверь, так, что та с грохотом бьется о стену. Вижу бледную Кэтрин, которая подпрыгивает от громкого шума, потом видит меня и еще больше бледнеет. Я стою в дверном проеме, полностью загораживая тот единственный выход, через который ей можно было бы убежать, и она это понимает. Вижу как бегают ее глаза в поисках какой–либо защиты, хаотично цепляясь за предметы в кабинете, но ничего подходящего не находит. А я не смею сделать шаг по направлению к ней, потому что точно знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет. Как минимум, встряхну ее хорошенько, чтобы в следующий раз думала, что делает. Или жестко трахну прямо на рабочем столе, наплевав на то, что мы на работе и на возможных зрителей.

— Ник, я… — блеет Кэтрин хриплым голосом, и тяжело сглатывает.

Закрываю за собой дверь и делаю шаг вперед. Она со всей силы вжимается в свое кресло, как будто это поможет и она провалится в потусторонний мир.

— О чем ты, мать твою, только думала? — рычу я, медленно надвигаясь на нее.

— Ник, пойми… — делает она вторую попытку. — Я не должна была к тебе приходить, я была пьяна. Это какая—то ошибка. Давай просто забудем все это?

— Забудем? — я кладу руки на ее стол и наклоняюсь так, что наши глаза находятся на одном уровне. Она судорожно дышит и я вижу как бешено пульсирует венка у нее на шее. Так и хочется обернуть свои пальцы вокруг ее горла и надавить на нее, чтобы почувствовать силу сердцебиения. Обращаю свой взгляд прямо в нефритовые глаза и цежу сквозь зубы, с трудом сдерживая себя от крика. — Тебе не кажется, что нам слишком многое нужно забыть? Как–то аж чересчур. Какая, нахрен, ошибка?! Я хочу тебя, ты хочешь меня. Нас тянет друг к другу и перестань уже, наконец, это отрицать. Я, бл*дь, инвалидом с тобой стану! У меня стояк не проходит, что бы я ни делал, как бы ни пытался — ничего не получается. Я никого не хочу, кроме тебя, понимаешь? — выпрямляюсь в полный рост, запускаю пальцы в свои волосы и что есть силы тяну их в стороны. — Где ты взялась на мою голову? Жил себе спокойно…

Отворачиваюсь к окну и стою к ней спиной несколько секунд. Потом делаю глубокий вдох и разворачиваюсь. Обхожу ее стол и поворачиваю стул вместе с Кэтрин к себе лицом. Кладу руки на подлокотники, так, чтобы она оказалась в ловушке и не могла встать. Наклоняюсь почти вплотную к лицу Кэт, и она перестает дышать.

— Если тебе так угодно, иди дальше играй в недотрогу, но я–то знаю, чего ты хочешь на самом деле. Меня. Приходи, когда признаешься себе в этом. А до тех пор лучше не попадайся мне на глаза, — с этими словами я слегка отталкиваю ее стул назад, разворачиваюсь и иду к выходу. Уже взявшись за ручку, чтобы открыть дверь, оглядываюсь и вижу, как Кэтрин неподвижно сидит, не моргая, уставившись в одну точку перед собой. Ко мне приходит понимание, что я, кажется, взболтнул лишнего. Вижу, как ее глаза наполняются слезами, но она что есть сил сдерживает их. Бл*дь, я мудак.

— Кэт, я не это хотел сказать… — пытаюсь я, но она останавливает меня жестом. Буквально за одно мгновение, она надевает непроницаемую маску на лицо и улыбается. Пытается выглядеть смелой и беззаботной, но глаза выдают ее. В них плещется тревога и тоска.

— Нет, все в порядке, — Кэтрин гордо поднимает и так задорно вздернутый носик. — Я все услышала и поняла твою точку зрения. Спешу тебя разочаровать. Я тебя не хочу. Мало того, ты мне даже не нравишься. Да и отношения какого–либо характера со своим боссом я не хочу. Даже рабочие моменты предпочитаю решать с Девином напрямую, как и было всегда до твоего появления в компании. А теперь прости, но ты мне мешаешь работать. — И отворачивается к компьютеру. По подрагивающим пальцам, когда она набирает какой–то текст на клавиатуре, могу сказать, что ей далеко не наплевать на происходящее. И что она врет. Об этом говорит то, как судорожно она сглатывает и как дрожат ее ресницы.

Прежде, чем успеваю подумать, подлетаю к ее столу, хватаю горшок с кактусом, таким похожим на нее, такой же колючий, как и его хозяйка, и со всей дури бросаю в противоположную стену. Несчастный, ни в чем неповинный горшок разбивается и разлетается сотней осколков, пачкая землей все вокруг. Кэтрин подскакивает на стуле и закрывает ладошками уши, испуганно глядя на меня. Теперь на ее лице написан страх и отрицание.

— Ну, хорошо… — выплевываю я и, громко хлопнув дверью, покидаю ее в одиночестве, как она и хотела.

Кэтрин

И еще один громкий удар, который отдается взрывом моих нервных окончаний. Как только дверь за Ником закрывается, из моих глаз начинает непроизвольно течь поток слез. Дура. Какая же я дура! Зачем наговорила ему ту чушь, в которую сама не верю? Господи, зачем он мне поверил? И что я, черт возьми, делала у него дома? Почему он так взбесился? Или это потому что я сбежала утром?

Вопросы пчелиным роем летают у меня в голове, не находя ни секунды покоя. Я только что наговорила гадостей единственному человеку, который что–то значит для меня, не считая Дейзи. Мужчина, который согревает меня, и тот лед, который я взрастила вокруг моего сердца, тает, каменная стена рушится, а внутри все плавится… Я с таким трудом собирала себя по кусочкам, складывая, как пазл воедино маленькими частичками. Но все равно некоторые были потеряны, и на их месте остались пустоты. Странно, но мне кажется, что Доминик эти пустоты постепенно заполняет. Вспоминая тот вечер на пляже, я понимаю, что когда он рядом, я снова могу беззаботно смеяться, не вспоминая о боли и переживаниях. Возможно, именно он и разрушит меня окончательно, но в одном он абсолютно прав. Я хочу его. Хочу его так, как не хотела ни одного мужчину до него. С Кристофером у меня была совершенно другая история. Тогда я была юна и наивна, теперь я вижу, что он просто купил меня своими побрякушками и мнимым ухаживанием. Но с ним не было того духовного родства, которое я чувствую с Домиником. А также ощущения безопасности и защищенности.

Была ли я по–настоящему счастлива с Крисом? Положа руку на сердце, говорю уверенное «Нет». С самого начала он работал по методу кнута и пряника. Но если он мне что–то давал, то забирал потом в два раза больше. Давая материальные вещи, которые, в итоге, потеряли для меня всякую ценность, взамен забирал частичку моей души и сердца. И вместо того, чтобы бережно хранить их, резал ножом, топтался по ним нечищенными ботинками, уничтожал. Уже после того, как мне, наконец, удалось сбежать от него, я выискивала их в руинах, в куче хлама и мусора, бережно собирала и чистила дочиста. Моя преданная Дейзи помогала мне, как могла, но пятна прошлого так и оставались. До тех пор, пока не появился Ник, и не начал стирать их хорошими моментами и настоящей, искренней заботой.

Перед глазами всплывает его разьяренное лицо и разочарование в глазах, когда я сказала последнюю фразу. Господи, какая же я дура, — повторяю еще и еще, как будто это что–то изменит. Закрываю лицо руками, мое тело сотрясает дрожь, я не могу прекратить плакать. От стыда, раскаяния… от боли. Что, если я все испортила? Нет, я не могу. Осознание того, что у нас теперь не будет все, как прежде, вызывает новую порцию слез. Я не могу. Не могу так все закончить. Я должна пойти к нему и извиниться за свой глупый язык. Пусть он поступает, как считает нужным, но должен знать, что я чувствую по отношению к нему.