— Хорошо, — Юлька улыбалась потрескавшимися от долгих разговоров на морозе губами, — я тебя люблю, Сережа.

— И я тебя люблю, — улыбнулся он, — иди домой. Ты и так вся продрогла, наверное. И смотри не заболей.

— Хорошо, — Юлька всхлипнула и стерла слезинку, как же хорошо, что у нее есть Сережа.

Домой Юлька дошла с трудом. Сразу как-то навалился ужасный холод, все же середина января, самые морозы, усталость за целый день и нервная дрожь. До кровати добиралась почти ползком, и завернувшись в плед, прилегла с краю. Уснуть не получалось, дома было холодно, и Юлька никак не могла согреться. Задремала она только ближе к утру.

Вставать было тяжело. Горло болело и скребло. Температур пока не было, но, если не принять срочных мер, то к вечеру поднимется. Лучше всего было бы, конечно, отлежаться, но ведь сегодня ее будет ждать дома Сережа. И Юлька решительно откинула одеяло и встала. Мельком взглянув на разметавшегося по постели Сергея Николаевича. Против обыкновения его детский и беззащитный вид не вызывал умиления. И, вообще, вместе со словами вчера ушли все остатки чувств к этому подлому негодяю. Теперь Юлька была уверена, она больше не потеряет голову, даже оказавшись в его объятиях.

Она выползла на кухню. Мама, вставшая по деревенской привычке с первыми петухами, пекла пироги для «дорогого зятя». Запах был… ммм… густой и тягучий, и наесться можно было только вдохнув в себя ароматы печева.

— Проснулась? Доброе утро, Юлька.

— Доброе, мам… мам, я вчера, кажется простыла. Заваришь какой-нибудь травки, чтоб совсем не рассклеиться.

— Не удивительно, доченька, — улыбнулась мама, — как не простыть, если полночи в лесу просидеть… с мальчиком своим разговаривала? Это же другой Сережа, да?

— Ты знаешь? — Юлька подняла удивленный взгляд на маму, — но…как?

— Эх, доченька, — мама погладила ее по голову натруженной, в мозолях, ладонью, — я же мама. Ты бы видела свое лицо, когда Сережу этого увидела, — она рассмеялась, — словно у ребенка подарок отобрали. Я тогда и заподозрила неладное, хотя ты себя вроде бы нормально вела. А потом, когда среди ночи в лес на лыжах рванула, поняла, что не с этим блондином ты на горушке каждый день разговариваешь…

— Мама, — она прижалась к ней, той которая понимает ее лучше всех на свете и заплакала, — а почему ж ты не сказала, что все знаешь. Я так боялась тебя расстроить. Вы так радовались.

— Маленькая ты у меня еще, глупая, — мама обнимала ее как раньше, в детстве, — да разве ж может меня несчастье дочери радовать? И твое счастье огорчать? А то, что не рассказала… ну не знаю же я, какие между вами отношения. Вдруг навредила бы тебе. Вот и молчала.

— А папа? — Юлька подняла заплаканное лицо, — папа знает?

— Догадывается, — улыбнулась мама, — полночи меня пилил, спрашивал, чего это ты так на жениха-то нерадостно смотришь. И давай завтракать. Я пироги твои любимые испекла. И варенье малиновое из подпола достала. Садись, сейчас чай с матрешкой да зверобоем заварю. А то заболеешь…

— Мам, — Юлька была, кажется, абсолютно счастлива, — он такой хороший. Сказал, что верит. И будет ждать, когда мы приедем, у моей квартиры.

— И правильно, — мама хлопотала, заваривая травки, — пусть мужчины сами между собой разбираются. А ты привози мальчика-то. Познакомиться.

— Привезу, мам. Обязательно, — пообещала Юлька, — ему здесь понравится. Я знаю.

Глава 47.

Пойти в ЗАГС не получилось, Сергей Николаевич проснулся с жуткой головной болью и провалялся, приходя в себя, до обеда. Он шепотом ругал чертову деревню, местных забулдыг, треклятый самогон… и пообещал Юльке, что документы они отправят по почте. Она соглашалась, думая только том, что там, в городе их ждет Сережа. И ведь они вчера так и не договорились во сколько приеду, а значит он может прийти рано и сидеть ждать ее под дверью. Долго. Поэтому каждая минута задержки нервировала Юльку.

Сергей Николаевич пришел в себя ближе к вечеру, когда Юлька уже буквально не находила себе места. Он снова по-хозяйски сгреб ее в свои объятия и пытался поцеловать, но она отвернула лицо, с радостью понимая, что его объятия уже не вызывают прежнего томления. Нет, противно ей не было, ей было никак.

— Сережа, нам надо ехать. Я уже пропустила электричку, а мне завтра на работу.

— Не переживай, Юленька, — Сергей Николаевич, кажется, решил, что все в порядке, и она смирилась с неизбежным, — самолет ночью, так что мы все успеем. Даже заедем к тебе за вещами.

Он был чрезвычайно доволен покладистой Юлькой, хотя те несколько десятков попыток ее поцеловать, которые он предпринял за весь день, не увенчались успехом. Но он понимал, что девчонке просто неприятно. Ему самому было неприятно от запаха перегара, который он чувствовал сам от себя.

А еще Юлька явно была обижена тем, что не повел ее в ЗАГС, как обещал. Женщины… они клянутся, что ненавидят тебя, но пообещай им штамп в паспорте и белое платье, сразу все меняется. Но на всякий случай он извинился уже пару десятков раз и клялся, что они отправят документы почтой, и регистрация обязательно будет здесь. В апреле-мае, чтоб подсохли дороги.