– А это красиво…

– Что – красиво? – Не поняла я.

– То, как ты рассказывала о пасеке. Откуда ты это знаешь?

– Я прожила очень долгую жизнь, дорогуша!

– Терпеть не могу, когда ты называешь меня «дорогуша»!

– Тогда не приставай ко мне с расспросами.

Я и сама не ожидала, что отвечу ей так резко. От неожиданности Татьяна оступилась и ударилась о перила. Потирая ушибленную руку, она обиженно косилась на меня, как бывало раньше, если вечером я отказывалась взять ее с собой. Оглянувшись, чтобы никто не заметил, я притянула сестру и поцеловала заалевшую от злости щеку.

– Извини, – выдавила Таня, и это было уже совсем ни на что не похоже, потому что не извинялась она никогда.

Дверь в квартиру Перуанца внезапно распахнулась, и Писа возник на пороге колеблющейся глыбой.

– Лидуся! – опять заорал он, и по голосу стало понятно, что с утра они с друзьями времени не теряли. – А это кто? Татьянка, что ли? Ты?! Сдохнуть можно, какая красавица… Вот где цвет России-то! У нас в Тополином переулке. Татьянка, дай я тебя поцелую, прелесть моя!

– Перебьешься, – отрезала Таня и, отодвинув его, прошла в комнату.

– Вы вдвоем? – Придержав меня, подозрительно спросил Писа и даже взглянул через перила вниз. – А где наш писатель?

Расслышав его слова, сестра оглянулась, и проступившее в ее взгляде недоумение снова кольнуло меня в сердце. Я замялась, отыскивая уместное оправдание, но Таня опередила меня. Глядя Перуанцу прямо в глаза, она отчеканила:

– Аркадий остался дома. У него есть дела поважнее, чем ходить по гостям.

Не знаю, почувствовал ли Писа себя уязвленным, но в его голосе разлилось облегчение.

– Романы сочиняет? – Подмигнул он мне. – Детективы писать надо, так и скажи ему. Или ужастики. Милое дело!

За его спиной Татьяна вытаращила глаза, это значило, что она в шоке.

– Он еще отвратительнее, чем помнился, – шепнула она, когда Писа ввалился в квартиру, увлекая нас за собой.

– Просто он разбогател, – одними губами ответила я.

У Писы собрались все, кто шпынял его в то далекое лето, когда он еще даже не стал Перуанцем. Мечтал ли он уже тогда об этом вечере торжества над нами, или даже на это у него не хватало воображения, и все произошло стихийно? Стол был уставлен водкой «Довгань» и разноцветными баночками с непонятным содержимым.

– День рождения у меня послезавтра, – прокричал Писа, перекрывая магнитофон, и запрокинул в рот стопку водки. Шумно выдохнув, он продолжил, даже не закусив: – Завтра скатаемся к вашей бабуле. Я все помню! Танюша, ты едешь? Без тебя из города ни шагу!

– Еду, еду, – буркнула сестра и решительно взяла рюмку.

Я пихнула ее под столом ногой, и немного водки выплеснулось на клеенку.

– С ума сошла? – Прошипела она, не поворачивая головы.

– Это ты сошла. Отец тебе голову оторвет.

– Отец? Шутишь? Что-то я не помню, чтоб он Аркашке хоть слово сказал.

– Это другое дело.

– Ага.

– Поставь рюмку.

– Да пошла ты!

Я не могла угадать причину ее вспышки, и это беспокоило меня. Когда я переставала понимать сестру, это означало, что дело приняло серьезный оборот. Так было, когда в четырнадцать лет Таня перестала прибегать ко мне по утрам и заходилась криком, стоило мне сказать ей хоть слово. А вскоре я совершенно случайно узнала, что мама сводила ее на аборт.

– Лидуся, ты почему не пьешь? – Через стол крикнул Писа и опять выразительно подмигнул.

– Я вообще не пью, дорогой мой Перуанец. Ты разве забыл?

– Ну, я думал… Столько воды утекло! И водки тоже, – он заржал и сунул в разинутый рот кусок колбасы.

Отставив нетронутую рюмку, Таня вдруг серьезно спросила:

– Как ты думаешь, я смогла бы поступить в МГИМО?

– О боже! – Вырвалось у меня. – Я и не подозревала, что ты собираешься…

– С чего бы мне собираться? – Раздраженно прервала она. – Я просто спрашиваю.

– Ты прекрасно владеешь английским…

Таня заметно смягчилась:

– Ну уж, прекрасно! Хотя, может, и неплохо.

– Ты даже фильмы смотришь без перевода.

– Разговорный английский проще пареной репы!

– Да и по-французски ты болтаешь. Хотя это мне трудно оценить…

– Французский, английский, – она с досадой сжала кулачки. – Этим теперь никого не удивишь, понимаешь? Деньги нужны, черт бы их побрал!

Я помедлила:

– Ты непременно хочешь попасть за границу?