Шрифт:
…Этот достаточно давний разговор всплыл в моей памяти сейчас, когда я всматривалась в лицо сестры. «Ее глаза на звезды не похожи…»
– Ну что?! – Она заерзала и на миг перевела взгляд на меня. – Писа приехал, подумаешь событие! Твой Писа такой урод! Тупой урод, к тому же.
– Говорят, он стал миллионером, – невзначай обронила я.
– Что?
– Квартиру в Москве купил…
– Нет, правда?
Фильм ее больше не интересовал. Она примостилась на ковре, по-турецки скрестив стройные ноги, обтянутые белоснежными лосинами, но теперь в ее фигуре не чувствовалось расслабленности. Спина выпрямилась, плечи расправились, собранные в высокий хвост волосы взволнованно встопорщились.
– Писа Перуанец – миллионер, – повторила Татьяна недоверчиво и испытующе поглядела на меня. – А ты не врешь? От кого ты слышала?
– Он сам заходил ко мне сегодня.
– Ну еще бы, к тебе кто только не заходит. Просто паломничество какое-то!
– Он пригласил нас в гости.
– С чего бы?
– Писа справляет юбилей. Сегодня разминка перед забегом.
– Значит, бабушка отпадает?
– Слышала бы она… Писа вызвался отвезти нас утром на машине.
– Блеск! – взвизгнула Таня и выбила из ковра фонтанчик пыли. – А твой Писа не такой и мерзкий.
– А я говорила, что он мерзкий?
– Да ты разве скажешь… Только тебя ведь передергивает, когда ты о нем говоришь.
– Неправда! Я очень рада была его видеть.
– О, моя милая фрекен Лида! – жеманясь, пропела сестра и, легко вскочив, прошлась передо мной по-кошачьи. – Вы – сама воспитанность! Вы так умны и благонравны. А как добры! Не потому ли вы так бедны?
Наивно округлив бездонные глазищи, Татьяна умильно улыбнулась и чмокнула меня в щеку. Но тут же ее лицо исказилось отвращением. Прищурившись на что-то поверх моей головы, она свирепо прорычала:
– Ненавижу! Противный натюрморт! Слушай, унеси его к себе в магазин.
Висевший над столом коричневых тонов натюрморт в дорогой багетовой раме был подарен маме, когда ее провожали на пенсию. С тех пор прошел почти год, но все это время Татьяна вела непримиримую борьбу с несчастной картиной, уверяя, что от нее исходит отрицательная энергия. Если б сестра слышала об этих энергиях раньше, то седовласый Хемингуэй неминуемо был бы объявлен злостным вампиром. Танина неприязнь всегда принимала затяжные формы и, как правило, она без труда справлялась с теми, кто ей мешал.
– Это мамин натюрморт, – напомнила я, хотя знала, что для сестры не существует чужой собственности. Свою она оберегала с остервенением сторожевой собаки.
– Плевать! – отозвалась Таня и задумчиво протянула: – Значит, Писа теперь богатый человек?
– Кто бы мог подумать, да?
Она тихонько хмыкнула:
– Ну почему же? У него для этого были все задатки.
– О боже! Какие?
– Ты еще спрашиваешь? Интеллект – близок к нулю, нравственные ограничители – в зачаточном состоянии, пробивная сила выше всяких похвал.
– По-твоему, именно это и нужно, чтобы разбогатеть?
– Сто процентов! Вот вы с Аркашкой на всю жизнь останетесь нищими.
– А ты?
Ухоженные брови ее лукаво заиграли. Ленивым движением стащив с волос резинку, Татьяна осыпала себя золотистым дождем. Так и не ответив, она удалилась в нашу комнату, и оттуда донесся старческий скрип шкафа. Я взглянула на часы: была половина седьмого.
Аркадий не поверил своим ушам. Целый день он не вылезал из постели, но ничуть не посвежел ото сна. Даже его всегда готовые к улыбке губы сейчас выглядели вялыми и холодными.
– Я? В гости к этому кретину?! – Он задыхался. – Может, ты еще и пообещала, что я приду? Да я убью тебя своими же руками!
– Я ничего ему не обещала, успокойся. Почему ты его так не любишь? Писа чуть не прыгал, увидев меня.
– Попробовал бы он не прыгать, – пробурчал брат. – Ты – единственный порядочный человек, способный с ним общаться. Как тебе это удается?
– А знаешь, он ведь разбогател…
Эта новость произвела на Аркадия обратное впечатление. Злорадно ухмыльнувшись, он мстительно произнес:
– Так ему и надо. Пусть теперь трясется над сундуками и сохнет от алчности.
– Писа не выглядит особенно усохшим…
– Это начальная стадия, – заверил брат.
– Ты понял, о чем я говорю? У Писы есть деньги.
– И что?
– Ты же утром собирался искать спонсора.
Не успела я договорить, как лицо его побагровело. Даже в остановившихся глазах растеклась кровавая сеточка. Казалось, горло его залито жаром – он не мог произнести ни слова.
– Тихо, тихо!
Я схватила его за плечи и опрокинула на подушку.