Шрифт:
Перегнувшись за борт, он до боли тер руки, неистово смывал кровь, въевшуюся в кожу каждой молекулой. Казалось, она навсегда прикорела к рукам.
Обессилив, рыбак стал задыхаться и, будто рыбешка на суше, начал биться в конвульсиях.
Дьявольский кошмар сковал тело, сбившееся дыхание ускорило сердечный ритм. Крепко держась за борт, Потап наклонился, чтобы попить озерной воды. Губы коснулись живительной влаги, и он с жадностью хлебал, утоляя жажду.
Лодка накренилась и, когда через край стремительно хлынул поток воды, он, не удержав равновесия, кувыркнулся в озеро. Вода обожгла лицо холодом и залила горло и нос.
Потап равнодушно наблюдал за собственным утоплением. Он видел, как тело, будто в замедленном кадре, падало на илистое дно, как в предсмертных судорогах исказилось его лицо. Когда из лёгких вышел на поверхность воздушный пузырь и лопнул, он понял, что задохнется и умрет. Ему катастрофически хотелось вдохнуть каплю воздуха.
Зажав рот и нос, чтобы не нахлебаться воды, он, активно двигал свободной рукой и ногами, пытаясь всплыть, но что-то крепко держало под водой.
С трудом разлепив глаза, Потап разглядел рядом мирно спящую жену. Вернувшись в реальность, он подскочил, до смерти испуганный повертел головой, соображая, где находится и подумал:
– Фу! Мерзость. Хорошо, что это сон! Не к добру, видать… – он выругался, и ладонью стёр холодный пот со лба, опустив ноги на пол, надел любимые тапки.
Шаркая, пошёл на кухню, и, осушив залпом стакан воды, сел на табурет. Свесив от бессилия руки, он уставился в одну точку на цветном линолеуме. Замерев в ступоре, даже не дёрнул ни единым мускулом. Он, словно пребывал во сне, пока жена Лидочка, прискакав следом, не привела в чувства.
Синие в белую полоску семейные трусы и взъерошенные волосы мужа смешили и злили одновременно. Лиду раздражало, что Потап снова разбудил ее в неурочное время. Она смущалась того, что предстала перед благоверным босая, да еще и в ночной сорочке с бигуди на волосах под косынкой. Хотя, отлично скроенная, с кружевной вставкой на груди сиреневого цвета ночная сорочка, с замысловатым рисунком в виде разводов, облегала стройную фигуру и подчёркивала аппетитную грудь.
Неопрятный вид супруга раззадорил игривое настроение и женушка, запустив пальцы в смоляную копну, взлохматила и без того торчащие кудри. Улыбнувшись, она поцеловала его в макушку, быстрым движением пригладила взмокшие волосы, уложив в строгую причёску.
Лида наклонилась и, взглянув в растерянные глаза любимого, ласково потерлась лицом, будто кошка и мяукнула:
– Ты мой Арлекин…
К вышколенной, работой мужа в правоохранительных органах, верной подруге с годами пришло озарение, что форма обязывает сотрудника милиции в любое время суток соответствовать ей.
Муж размяк в нежных руках черной кошечки и, поцеловав ее хрупкую ладонь, в очередной раз завоевал преданное сердце:
– Мне кажется, что произойдет несчастье… – он погрустнел. – Когда снятся жуткие сны – жди беды.
Пару секунд ужасающего сновидения испортили Потапу, в коем-то веке, выдавшийся полновесный ночной сон на собственной кровати.
Каждую ночь он думал о том, как придет домой, умостится у родного теплого тела любимой супруги, утонет в сладких объятиях и уснет без сновидений. Работа украла спокойный сон навсегда.
Одарив страстным взглядом Лидочку, он прижался головой к мягкому животику. Уловив благодарные вибрации души, она молчала, наслаждаясь теплым дыханием супруга.
Жене, готовой охранять покой мужа, мешал темперамент огненной лошади. Бездействие более пары минут, – непосильная задача для кобылки, – обладательнице свободолюбия. Шило в мягком месте поторапливало заканчивать все задуманные дела к сроку.
Легким движением она отстранилась от манкого накачанного мышцами тела, вскочила и кинулась к плите. Брякнув чайником о решетку, зажгла газ. Ярко вспыхнув, он опалил волоски на руках, и по кухне распространился запах жженых волос. Лидочка вскрикнула:
– А-а!.. – потерла тыльную сторону ладони, – извини.
Звонкий вскрик и запах гари возымели эффект будильника. Растрепанное сердце Потапа, после неспокойного сна, подпрыгнуло к горлу, в нем заклокотала жизнь, нахлынули приятные и не очень воспоминания.
Стянув бигуди, Лида разметала пальцами кудри, подбила чуб и, бросив взгляд в зеркало, спросила:
– Снова дурной сон? – Лида взглянула с жалостью на мужа, и он ей представился вороном, сидевшим на проводах под проливным дождем и жавшимся от холода.
Потап очнулся от хмурых мыслей и прогудел сиплым басом:
– Угу…
– Что на этот раз? – она поспешила заварить чай.
Он редко жаловался, всегда держал собственные измышления при себе и, обречённо махнув рукой, громко выпалил, словно дробью из ружья:
– Черт с ним! Отстань! – и уже более спокойно произнес: – Ну, его в болото!.. Снится несусветная муть. Я уже забыл, о чем он. Иди сюда! Гораздо важнее сказать тебе, как я тебя люблю…
– Может пора в отпуск? – она ответила на его призыв и, положив пышную грудь на его спортивную спину, обняла, чмокнув в ухо.