Юзбаши отшатнулся от ханбики, он с ужасом читал мрачную решимость на её юном лице:

– Вы совершаете ужасную ошибку, госпожа. Опомнитесь! Мурза Булат-Ширин сможет сделать вас счастливой, ведь у него для этого есть всё!

Гаухаршад рассмеялась, зло оборвав мужчину:

– Вы правы, у него для этого есть всё, но он не станет заботиться о моём счастье. Быть может, я не так уж и много прожила на свете, но никогда не была наивной глупой овечкой! Булат-Ширину не купить меня жемчужинами красивых слов, я предчувствую, какая жизнь ожидает меня в его гареме, и никогда не смирюсь с унижением, которое он готовит для меня!

– И что же вы решили? – тихо спросил Турыиш. Он понимал, что ханбика толкает себя в бездну ошибок, но не знал, как переубедить её.

– Вы поможете мне бежать! – решительно проговорила Гаухаршад. – Вы, юзбаши, и ваш сын.

– Это безумие, – покачал головой мангыт.

Но она, не давая возразить, горячо обхватила его за плечи, зашептала, обжигая жарким дыханием губы:

– В этом мире всё безумно, Турыиш. Безумие – жить, безумие – любить, даже мечтать о счастье! Но я не желаю ждать, когда судьба смилостивится надо мной и позволит испить глоток счастья. Я сама возьму всё, что может предложить нам жизнь! И не смей возражать, любимый. Подумай о том, что если ты откажешь мне, то вскоре ответишь перед Всевышним за мой уход на тот свет. Выбирай же.

Она больше не сдерживала себя, приникла к мужским губам. И Турыиш забыл обо всех своих сомнениях. Горячая волна любви, так долго сдерживаемая разумом, смела все преграды, хлынула из его сердца, изливаясь страстными поцелуями. И эти жгучие поцелуи, словно печать, скрепили преступный замысел Гаухаршад.

На рассвете у каменной ограды ханского сада остановились два всадника. Один из них вёл под уздцы вороного жеребца. Вокруг стояла тишина, лишь изредка нарушаемая сонными окриками караульных. Плотный, сырой туман стелился по земле, возносил в воздух прелый запах опавшей листвы. Турыиш, а это был он, приподнялся на стременах, сделал знак Геворгу и быстрым броском зацепился за ограду, через мгновение юзбаши оказался наверху. Оба мужчины притихли, вслушиваясь в звуки спящего дворца. Заскрипел мокрый песок под чьей-то осторожной ногой. Сотник прижался к ограде, настороженно всматриваясь в туманную глубь сада. Очертания человеческой фигуры, возникшие в тумане, заставили его насторожиться ещё больше, большое мускулистое тело напряглось, готовое к прыжку, рука сжала кинжал. Но туман, слегка рассеявшись, очертил силуэт женщины, закутанной в тёплое покрывало.

– Турыиш, – едва слышно позвала она.

Мужчина с облегчением выдохнул, спрыгнул вниз, в зашуршавшую листву. Гаухаршад кинулась к нему, прижалась дрожащим телом:

– Скорей, любимый! Я так боюсь!

– Не опасайтесь, госпожа, обопритесь на меня. – Юзбаши огляделся, осторожно постучал кнутовищем нагайки о камень ограды. Такой же слабый ответный стук послышался со стороны улицы. Турыиш, глядя в лихорадочно горевшие глаза девушки, ободряюще улыбнулся:

– Я подсажу вас, светлейшая ханбика, а внизу вас ожидает Геворг.

Гаухаршад и не почувствовала, как взлетела на ограду, а снизу к ней уже тянулись руки черноглазого юноши. Он спустил её вниз, подвёл коня. Турыиш, спрыгнувший с каменной ограды вслед за ней, вскочил на своего скакуна.

– С нами Аллах, – промолвил он торопливо и хлестнул жеребца.

Всадники промчались через весь город и вылетели в только что открывшиеся Ногайские ворота. А в столице зарождался обыденный день, и никто даже не обратил внимания на путников, из-за которых спустя несколько часов в ханском дворце случится ужасный переполох.

Как только обнаружилась пропажа сестры, разгневанный Абдул-Латыф послал за ней погоню. Отрядил своих воинов и улу-карачи Кель-Ахмед. Но прошла неделя, а ханбика словно в воду канула.

Когда улеглась первая волна слухов, усердно раздуваемая сплетницами всех возрастов и рангов, град насмешек посыпался на голову незадачливого жениха. Сверстники высокородного мурзы бросали юноше колючки подначивающих реплик. Особо усердствовал вечный соперник Булат-Ширина – мурза Джан-Ай из рода Мансуров. Неповоротливый и нескладный мурза всегда завидовал Булату, тот обыгрывал его на скачках и в состязаниях лучников. И девушки, обходившие стороной Джан-Айя, вздыхали о красавце Булате. Но особую зависть у Джан-Айя вызывала предстоящая женитьба баловня судьбы на единственной сестре хана – Гаухаршад. Шутка ли стать зятем самого повелителя! Но ныне шутку судьба сыграла с самим Булат-Ширином, и мансурский мурза радовался унижению высокомерного юноши.

В это не по-осеннему тёплое утро потомки самых знатных родов ханства отправились на охоту. На озеро Кабан молодых мурз сопровождала немалая свита: нукеры, стремянные, кречетники. Мурзы поначалу щеголяли друг перед другом парчой и бархатом нарядов, золотым и серебряным убранством упряжи, дорогим оружием и многочисленностью свиты. А после ввязались в спор о том, кто добудет ныне больше чирков. Когда прибыли на берег озера, притихшего в зарослях тальника и камыша, разделились. К охоте приступили с азартом: взлетали в небо быстрые кречеты, стрелы мчались наперегонки с ветром. Жирные утки и селезни, которые кормились на озере перед дальней дорогой, падали неуклюжими тушками на землю, подминая под себя пёстрые крылья.

Джан-Ай высмотрел самого крупного селезня. В общем гомоне и переполохе селезень чиркнул крыльями по воде, взлетел над озёрной гладью и понёсся к берегу прямо на затаившегося мурзу. Джан-Ай взмок от волнения, но не снимал напряжённого пальца с тетивы, а как настал долгожданный миг, спустил стрелу. Селезень упал тяжело прямо в заросли камыша. Мурза окликнул нукеров, но рядом никого не оказалось, и он кинулся сам, топоча по холодной воде дорогими, тонкой выделки ичигами. Джан-Ай руками раздвинул плотные камыши, селезень был где-то поблизости, трепыхался, на этот звук и шёл мурза.