Искин, с самого начала разговора готовившийся к этому вопросу, солгал, не меняясь в лице:

— Потому что раньше жила с матерью. В Фольдланде.

— А ее документы?

— Получу в течение недели.

— Если она будет жить у вас…

— Да-да, — закивал Искин, отступая, — я знаю. Плюс десять марок.

— Господин Отерман! — потеснив его, к стойке припал худой, длиннорукий мужчина в мятой рубашке и полосатых пижамных брюках. — Мне разбили окно!

Круглые глаза на его бледном лице смотрели так, будто старик-вахтер мог справиться с проблемой, не сходя с места.

— Комната?

— Двадцать пятая.

Дальше Искин не слышал. Он вышел, думая про случай с внучкой Отермана. Отдел Мессера мог его и пропустить. Не понятно, конечно, когда это произошло. День, два, три назад? Таких хулиганств, быть может, полиция регистрирует до десятка в неделю. И не все они обязательно совершаются под юнит-контролем. Достаточно какой-нибудь шантрапе накачаться пивом или шнапсом и вспомнить о том, что в их жилах течет кровь героев Асфольда. О, Асфольд юбер аллес! Кр-руши!

— Лем!

Стеф взбежала к нему по ступенькам крыльца.

— Да?

— Почему ты так долго?

Стеф обижалась. Стеф хмурилась из-под шляпы. Стеф, сунув руки в карманы пальто, широко разводила локти и нетерпеливо двигала ими, словно пыталась вспорхнуть в небо. Показывала, что еще чуть-чуть — и непременно улетит. К морю.

Удивительное море энергии. Искин не смог сдержать улыбки. Действительно, Гаврош. Правда, у нас не Франкония. И кепку бы вместо шляпы.

— Ну что ты улыбаешься? — разозлилась Стеф. — То сам торопил, торопил, а теперь мы будто никуда не идем.

— Конечно, идем.

Искин лишний раз проверил документы, портмоне, карточку Мессера с телефоном в заднем кармане брюк и подставил руку.

— Берись.

— Пффф! — фыркнула Стеф, отстраняясь. — Мы что, парочка?

— А кто?

— Ну, ты — мой отец…

— И отец ведет дочь в центр по работе с беженцами.

— Только я слишком независимая и считаю, что идти с отцом под ручку — это только для маленьких.

— Ну, как знаешь.

— Пффф! — снова фыркнула Стеф. — Я шучу!

Она окольцевала руку Искина своими руками. Прижалась. Они спустились и мимо лавочек, столиков, тентов, мусора выбрались за ограду на Гроэке. Крутилась песчаная поземка от только что проехавшего крафтвагена. Его мощный силуэт растворялся в дальнем конце улицы. Ветер принялся играть полами пальто.

— Мы на омнибус? — морщась, спросила Стеф.

— Да, только поедем в другую сторону, — сказал Искин, щурясь.

— Тьфу! — девчонка сплюнула песок. — Так в рот и лезет.

— Погоди.

Искин расстегнул пиджак и полой прикрыл Стеф от ветра. Они перебежали улицу. Стеф упиралась лбом Искину в подмышку.

— Ну, не удобно!

Она скоро отстранилась, взяла дистанцию. В подмышке осталось зудящее тепло. В коротком переулке отвалился за спину карантинный дом-мастодонт, квадратами, неровными фигурами легло на брусчатку розовое солнце.

К удивлению Искина пекарня По была закрыта. Ржавые сетчатые ворота перегораживали двери. На окнах темнели жалюзи. Оглянувшись, Искин обнаружил, что мясная лавка и пивной бар поблизости тоже не подают признаков жизни. Хотя бар, понятно, вечернее заведение. Он прислушался. Кажется, с Редлиг-штросс или же с примыкающей к ней улочки, доносился барабанный рокот. Тр-рум-тр-рум, тр-рум-туру-дум-тум-тум.

Звук дробился, отскакивал от стен и взлетал ввысь, звенел в стеклах. А скоро сквозь барабаны пробился звонкий, слаженный стук каблуков.

Тум. Тум. Тум.

Редких прохожих вымело в подъезды и арки. Как-то вдруг оказалось, что Искин со Стеф стоят у перекрестка в совершенном одиночестве. Девчонка, помедлив, подшагнула поближе.

— Как в Фольдланде, — прошептала она.

Рука Искина, призывая к спокойствию, легла на ее плечо. Барабаны грохнули совсем близко. Первым из-за поворота, печатая шаг, появился знаменосец. Черно-желтый имперский стяг ловил рассветные лучи. На знаменосце был темно-зеленый мундир, черные штаны и кепка с ремешком под подбородком. Смотрел знаменосец куда-то вдаль, словно видел светлое будущее. Р-раз! — и он повернул, пройдя мимо Искина и Стеф, похожий на вдруг оживший памятник. Какое-то небывалое исступление на лице.

Тр-рам. Тр-рам!

Десяток метров пустоты — и на перекресток, вбивая невидимую пыль, за знаменосцем шагнули барабанщики. Их был десяток. Те же кепи, но короткие зеленые штаны и крапчатые курточки. В два ряда они явно ходили не первый раз, ближний край приостановился, дальний вошел в поворот. Тр-рум, тр-рум! И мимо, мимо, по направлению к Гроэке-штросс, чтобы у зауженности проулка повернуть за разделительный тротуар. Совсем мальчишки. Лет тринадцать-четырнадцать. Может, пятнадцать. Что у них в стриженных головах?