Шрифт:
— Ага! Как представил, што меня за шкирдон, да разворот дают… а?!
Посмеялись нервно, ну и успокоились мал-мала. Сразу внутрь заходить не стали, потолкались вокруг красивого дворца с колоннадой, в числе другой приглашённой публики. Вроде как духу набираемся.
— Гля! — Санька едва заметно пхнул меня локтем в бок, — Тоже мальчишка!
— А тебе што говорил?!
Говорить-то говорил, но и сам толком не верил, во што говорю! Одно дело — знать, што среди гостей могут быть и наши ровесники, в том числе и художники, а другое — видеть!
ТЮРХ [32] весьма демократично, в их выставках могут принимать участие не только эти… маститые и седовласые, но и ученики. Но Санька и здесь наособицу ухитрился, потому как мочь-то они могут, но только в домашних выставках. Междусобойных.
Ровесники наши хоть и были, но в большинстве своём как гости, приведённые учителями или родителями. Юных дарований оказалось всего несколько, как выяснилось сильно потом.
— Ба! Егор Кузьмич! — Навроцкий делает удивлённый вид.
32
Товарищество южнорусских художников.
— Василий Васильевич! Рад видеть вас здесь, хотя сильнее удивился бы, если б не увидел!
— Мой брат, — представляю я Саньку, — Чиж Александр Фролович.
— Навроцкий, — представляется редактор, пожимая руку.
— Вы как, — он снова поворачивается ко мне, подмигивая, — персональное приглашение от Григория Григорьевича заполучить ухитрились!? Да ещё и на двоих!
— Тс, спешите с выводами, Василий Васильевич! Александр полноценный участник выставки.
— Н-да, — сквозь весёлую гримаску прорвалась досада, — вот это сюрприз так сюрприз! Что ж вы…
— Да кто ж знал, — развожу руками, — што вы, и не знали!?
— Александр! Василий Васильевич! Егор! — Луиджи Иорини, преподающий в Рисовальной школе Одессы, не тратит время на расшаркивание, — Что ж вы, голубчики, на улице? Извольте пройти в здание!
Получасом позже Санька пребывал в полуобморочном состоянии, да и я изрядно подустал.
— Милейший, — выцепив взглядом лакея, подзываю.
— Чего изволите-с? — склонился тот в неглубоком поклоне, — Заранее пардону прошу-с, но шампанское и игристые вина молодёжи запрещено подавать-с.
— Морс или квас имеется?
— А как же-с! — будто бы даже возмутился тот, надыбив седые бакенбарды самого што ни на есть генеральского вида, — Сию мину всё будет-с!
Не соврал! Минуты не прошло, как лакей принёс бокалы с морсом. Мы сцапали сразу по два — один залпом, второй цедить.
— Жу-уть! — тихохонько протянул Санька, затянув меня за кадку с каким-то развесистым фикусом, — В голове будто хороводы водятся! Все эти Папудовы, Воронцовы, Маас… имена, имена… вот веришь, ничегошеньки почти и не помню! Вот эти три запомнил, и всё.
— Потому што за щёку трепали! — насмешничаю я, — Как щеню по холке.
— Э, — скривился брат, — и ты туда же!
— Ладно, не журись. Костанди, Репяхов, Красовский… всех запомнил! Привыкнешь!
— К моим, к моим картинам подошли, — Санька вцепился в мой рукав, — сам… Маразли! Маразли со свитой долго стояли около картины с незатейливым названием «Первая игра в футбол. Одесса»
— … триста… триста рублей, — прокатилось волной.
— Ого! — вырвалось у меня, а Санька пискнул полуобморочно.
— Для спортивного клуба «Эллада» выкупил, — доложил возникший из воздуха давешний лакей, и я посмотрел на него с нешуточным уважением. Силён! Вот так нет-нет… а вот он есть, и с нужной информацией!
Золотая пятёрка перекочевала к нему. На счастье!
Пару часов спустя мы покинули музей, решив немножечко проветрить головы, прогулявшись пешком. Санька в таком себе трансе, што немножечко сильно и не здесь.
Маразли купил, и как прорвало! Ученическая ведь картина, ей-ей! Виден талант, даже мне виден. Но ученическая! Я так думаю, што рубликов сто он за историчность накинул, а ещё сто — как меценат и покровитель искусства.
А вот коты, да дворы одесские — безо всяких! Все, што на открытии были, все раскупили. По пятнадцать рублей, по двадцать пять, много — по пятьдесят. Признание! Негромкое пока, но вполне себе настоящее.
Мирно идём, никого не трогаем, и тут мат очередью пулемётной, да тело долговязое из прохода летит, в ногах своих длинных уже спотыкнулося, и видно — сейчас кубарем по брусчатке пойдёт. Я тореадором извернулся, мимо пропустил, да и на рефлексах — хвать за шиворот! Так штобы совсем хорошо, не вышло, но мягенько тело приземлилось, на жопку костлявую.