Шрифт:
Проиграв пятую партию даже и с гандикапом в виде ладьи, коня и двух пешек, он окончательно скис.
— С таким складом ума вам дальше учиться нужно, — проворчал он.
— Волчий билет.
— Да-с?! Как интересно! То есть простите…
— Прощаю.
Неловкое хмыканье, и Виктор снова подступается.
— А если не секрет…? — и глаза чуть не горят, да и младшенький прислушивается, не скрываясь.
— Живость характера, — отвечаю несколько расплывчато, не желая вдаваться в подробности. Уже немножко жалею, что разоткровенничался, но что делать? Эффект попутчика! Впрочем, ничего страшного, можно и пооткровенничать. Заодно и кое-какие психологические кунштюки проверю.
Выдохнув облегчённо, Иван Ильич посмотрел вслед выпорхнувшему из вагона недавнему попутчику, пожёвывая губами.
— Неприятный молодой человек, — констатировал он, убедившись, что его точно не услышат, — боек не по возрасту, да-с…
Он кликнул носильщика и, переваливаясь, пошёл к извозчику, полный желчи и мизантропии. Каков наглец! В тринадцать лет так себя вести, в то время как заслуженные люди…
Мысли потомственного почётного гражданина и личного дворянина споткнулось о личную заслуженность, но быстро вернулись на накатанные рельсы.
… возраст, в конце-концов!
Дерзкий слишком, не по годам. Сидеть бы чинно, да слушать, что умные люди…
Мысли снова споткнулись, и в этот раз с пробуксовкой, не в силах зацепиться за что бы то ни было. От этого потомственный почётный гражданин пришёл в самое дурное расположение духа.
«— Напьюсь!» — с мрачной решимостью думал он, тяжко ступая на подножку накренившегося экипажа. Ишь, наглец какой! На равных!
— Субординацию никто не отменял, — вслух сказал он, — да-с!
— Двадцать пять рублёв жалования! — кидая шапку оземь, пучил глаза плешивый Кондрат на сходе, — Не пито, не едено, а денежки отдай, и греши! Ишь, учитель! Я тебя просил, учить ково? Я, может, супротив! С каких-таких наших? Построили! Опять в долги впутывают?!
— Верно! — визгливо крикнул Ванька Панков, топчась на месте в новеньких лаптях, и отчаянно вытягивая вперёд худую шею, — Мы тут все супротив! С каких-таких денег, а? Вот ни в жисть не поверю в благодетеля неведомого! Когда это было, што власти приходили и говорили — на, мужик, бери! Ослобонили когда, так и то половинчато. Ни воли толком, ни земли!
— Ты в сторону-то разговор не уводи! — вышел вперёд рябой Федор, харкнув на землю, покрытую подмороженной корочкой грязи, — Ежели опять начнёшь чичас языком чесать за времена былинные, мы етак и за три дня ничево не приговорим! Так, мужики?
Сход заворчал разбуженным по зиме медведём, но после короткой свары большинством порешили, што Фёдор прав. Меньшинство, обтирая разбитые морды, угрюмо замолчало. Справедливость, оно канешно и да, но и сопли жевать некогда.
— Я так думаю, — подбодрённый Фёдор вышел в средину круга, — што — взять! А? Чиво нам терять, мужики?! В долгах как в шелках, и хоть так, хоть етак — кусочничать пойдём по зиме. А тут хоть в школе ребятишки поедят. Што же опосля будет, об том опосля и думать будем!
На том и приговорили.
Двадцать девятая глава
Шагнув навстречу, Владимир Алексеевич распахнул объятия и притиснул меня к себе. Неловкость прошла, как и не было, и я счастливо вздохнул, ткнувшись засопатившимся носом в бекешу опекуна.
Извозчик, старинный знакомец дяди Гиляя, улыбается светло в пышную окладистую бороду до пупа — предмет нешуточной гордости, помогая носильщику загружать вещи на задок экипажа.
И у меня тоже — улыбка ответная. Да не ему, а будто всей Москве разом. Дома!
Головой вокруг верчу, наглядеться не могу. Москва! Осенняя, с облетевшими почти листами на деревьях, с заволокшими небо тучами, а всё равно — родная. Скучал! Вот ей-ей, даже и по граю вороньему соскучился! Кажется, будто даже и у ворон московских свой говорок. Степенней одесских, основательней и нахальней.
Улыбаюсь до боли в онемевших щеках, а и мне улыбаются ответно. Дома. Как же хорошо дома!
— Егорушка! — ахнула Мария Ивановна, самолично отворяя двери, — Какой же ты большой стал! Ну-ка поворотись!
Повертелся послушно под аханье ейное, и засмущался мал-мала. А у меня так — если смущаюсь, то наперекор иду! Ну и шутканул с томным видом и артистическими позами, как актёры перед поклонниками опосля спектакля.
Насмешил её, и доволен! Прочь смущение, будто и не было этих месяцев расставания.
Мылся пока, Наденька пришла. И на шею!
— Соскучилась, сил нет!
У неё безо всяких, как кузенов нас с Санькой воспринимает. Настолько родные, што прямо-таки братья. Мы с ней как-то сразу… ну, легко. Одна в семье, а тут как два брата разом — старший я, и младший Санька.