Шрифт:
— Русский…
Пахла она потом, травами и нафталином. И немножечко — тленом, будто одной ногой уже Там. Кому и кем она приходится родственницей, я даже и не понял. Озадаченный вопросом мелкий начал загибать пальцы, и по всему выходит, што она много раз пра… и чуть ли не всей улице сразу.
Ужин накрыли в гостиной, довольно-таки унылой при ближайшем рассмотрении. А народищу!
Правда, порции большие, приготовлено всё очень вкусно, да и народ ведёт себя вполне дружелюбно, хотя и несколько бесцеремонно. Следуя деревенскому этикету, мне задавали вопросы… много вопросов!
Взрыв энтузиазма вызвал тот факт, што отец мой воевал в русско-турецкую. Расцеловав меня всем соседством, как новообретённого родственника, расспросили о подробностях — где именно, да в каком полку…
Снова взрыв энтузиазма, и какой-то мужчина вскочил и унёсся. Несколько минут спустя в гостиную вошёл тощий, но держащийся с необыкновенной важностью, немолодой грек с русской медалью на груди.
— Мирон Ксенакис, — представился он, гордо козырнув, — волонтёр…
На русском он говорит не без труда, но в общем-то чисто. Ему нашлось место за столом, и… вопросы, вопросы, вопросы…
Тридцать шестая глава
«— Здравствуй на многие лета, брат мой Санька! Обними за меня Мишку, Владимира Алексеевича, Марию Ивановну и Наденьку, передай привет Татьяне. Сил нет, как соскучился по всем вам!
Давеча даже и снилось, что сидим мы все в гостиной, на столе пышет жаром ведерный самовар, начищенный Татьяной до нестерпимого блеска. Горками на блюдах лежат сушки да баранки, заманчиво поблёскивает ложка в банке с черничным вареньем, и я уже потянулся было за добавкой.
Проснулся, так поверишь ли, вкус варенья на губах, и такая-то нега на душе, спокойствие безмятежное, что и не описать. Будто и в самом деле посидел с вами за чаепитием, такая умиротворенность и покой на душе.
Пишу тебе из Афин, где вот уже третий день, как живу у гостеприимнейшего Агапия Папаиоанну. Сей достойный муж работает маклером ради прокормления семьи, но душа его тянется к прекрасному. Нет, наверное, ни единого события, хоть толикой малой относящегося к греческой культуре, в котором мой гостеприимный хозяин не принял бы самого живого участия.
Добрейшей души человек, и большой греческий патриот, знающий едва ли не всех представителей культурной элиты Афин и едва ли не всей эллинской Ойкумены. Будучи исключительно уверенным в том, что я счастлив прикоснуться к частице великого наследия эллинов, он в совершеннейшем угаре таскает меня за собой, и знакомит, знакомит, знакомит…
Визитница моя совершенно распухла, и новые карточки складываю просто в шкатулочку, приобретённую специально ради этого. Их сотни, брат!
К стыду моему, имена и лица этих несомненно достойных личностей слились для меня к некое коллективное греческое бессознательное.
Время моё делится между визитами и знакомствами, с бормотанием положенных при сём слов, и экскурсиями. Ныне я совершенно убежден, что в Афинах каждый камень под ногами — исторический, и место ему в музее…»
Отложил перо в сторонку и размял кисти.
— Мы писали, мы писали, наши пальчики устали, — бормочу тихохонько, сжимая и разжимая кулаки. Зевок… и снова за письмо.
Писать могу только ночью, благо гостеприимный мой хозяин отдал мансарду в моё полное распоряжение. Жильё не самое комфортабельное, и в любой приличной гостинице я жил бы с большими удобствами, но не оценить навязанного мне гостеприимства я не могу.
День мой в Афинах начинается задолго до восхода солнца, а заканчивается заполночь. В пять утра Агапий уже нетерпеливо скребётся под дверью, расхаживает по лестнице и громко прокашливается.
Сытный завтрак, приготовленный сонной улыбчивой Зоей, и начинается бесконечный день, заполненный визитами, экскурсиями, посещениями музеев и библиотек, раскопок и прочих культурных мероприятий.
Интересно — необыкновенно, но необыкновенно же и устаю. Благо, уже с утра сяду на пароход, там и высплюсь.
«— Археологические раскопки идут не только в Афинах, но кажется, едва ли не по всей Элладе. Копают учёные мужи, копают крестьяне, копают сомнительные личности едва ли не со всего мира, и ведь находят!
Подобные археологические раскопки проходят ныне и в греческом языке. Просвещённые учёные мужи и отцы нации воссоздают греческий язык, опираясь на древние формы. Насколько новые формы греческого языка соответствуют старым, а насколько — представлениям учёных мужей, сказать сложно, но толика сомнений, и преизрядная, у меня имеется.