— Эй, Илва! Тебе плохо? Спина болит? Не тошнит ли?

Я смогла лишь качнуть головой, до того тяжелыми стали веки и непослушными губы.

— Сама сможешь встать? Ты теперь чиста, как младенец.

Я попыталась шевельнуть рукой, но даже из воды ее не достала.

— Зови женишка, — велела Грислинда Келде. — Да пригрози, чтобы зенки свои бесстыдные куда не надо не таращил.

А во мне, как ни странно, стыда не было — остались лишь отголоски боли да страшная усталость. Словно во сне, я слышала ворчливую перебранку между Энги и Грислиндой. Кажется, она заставляла его искать чистые простыни и полотенце, а затем рыться в сундучке с моей одеждой, чтобы найти свежую рубашку. Потом я будто летела в воздухе, а уж после кто-то долго чесал мне косу. Или мне только снилось?

***

Липкий страх словно железом сковал мое тело. Я видела перекошенные яростью лица женщин, жаждущих моей смерти. Видела, как в меня летели острые камни. Видела, что я вместо Мары стою в центре круга, накрепко привязанная к столбу, а мои голые ступни лижет жаркий огонь.

«Я не ведьма!» — хотелось кричать, но в глотку словно засыпали песок: я не могла издать ни звука, острые песчинки больно царапали горло. Беспощадный огонь уже подбирался к коленям, я задыхалась, от жара плавилось тело, сворачивалась в жилах кровь. Хотелось плакать, но слезы слизывал жаркими поцелуями огонь.

Энги. Где Энги? Он должен спасти меня. Мы должны были дать обеты у алтаря. Я должна была сшить себе красивое платье, как он хотел. А вместо этого одета в лохмотья и горю в огне, слыша вместо слов любви чужие проклятия.

Энги…

— Илва! — услышала я его голос, словно в тумане. — Илва, проснись!

Я открыла глаза и не сразу поняла, где нахожусь. Только что я была на жутком костре, а теперь… Испуганное лицо Энги, освещенное неярким светом лучины, склонилось надо мной. Только почему-то он был не с той стороны. Лишь через несколько мгновений сообразила: меня уложили на его лежанку, более просторную.

— Ты кричала… тебе больно?

— Можно… воды?.. — просипела я через силу.

— Сейчас, потерпи, — засуетился он, закрепил лучину в светец и громыхнул кувшином.

Звук льющейся в кружку воды заставил меня облизнуть пересохшие губы. Он тихо ругнулся: кажется, пролил воду на стол. Но через мгновение уже приподнимал мою голову, а моих губ коснулась спасительная влага. Морщась от боли в саднящем горле, я жадно принялась пить, а после в изнеможении откинулась на подушку и почувствовала прикосновение прохладных пальцев к лицу.

— Ты вся горишь, — взволнованно сказал Энги. — Подхватила лихорадку на морозе?

— Ничего, — после того, как я утолила жажду, говорить стало легче. — Полежу, и отпустит.

От света было больно глазам, но я боялась закрыть их и погрузиться в темноту: а вдруг снова увижу себя на костре?

— Нет, не отпустит, — загорячился он. — Тебе надо выпить каких-то зелий. Только я не знаю, каких… Научишь меня?

— Пустое, — у меня не было сил даже отмахнуться, — просто приснилось плохое, оттого и жар. А где… все?

— Ушли давно, ночь ведь уже. Когда ты заснула, Грислинда тебе спину обмазала и к детям ушла. А Келда тебе волосы сушила, косу заплела. Когда стемнело, Хакон ее домой повел. Ты как, Илва? Может, все-таки трав тебе каких заварить?

Может, и надо было, да только в голове все путалось. Я силилась вспомнить названия трав, а потом долго пыталась понять, зачем их пить, но в конце концов прикрыла тяжелые веки. И тут же увидела вокруг себя языки пламени.

— Энги, — тут же распахнув глаза, я вцепилась в его руку, — не уходи.

— Да я и не собирался никуда, в чулан вот только, за травками твоими… Илва, скажи, какую тебе заварить?

Но я уже почти не понимала, о чем он говорит: страх снова завладел мною целиком.

— Не уходи, — кажется, шептала я, сжимая его пальцы, — они сожгут меня.

— Пусть только посмеют, — кажется, отвечал Энги.

— Не уходи… мне страшно…

Он не ушел. Не отпуская моей руки, прилег рядом, коснулся прохладными губами лба.

— Я здесь. Спи, Илва. Авось к утру полегчает.

Измученная снами о кострах и попытками беззвучно кричать, я проснулась на рассвете в насквозь мокрой рубашке. Стало ясно: меня и впрямь лихорадит, отсюда и кошмары. В сухом горле саднило, пить хотелось невыносимо, и не только пить. Но я боялась шевельнуться: рядом мирно сопел Энги. Несмотря на боль, охватившую тело, было непривычно и очень приятно лежать вот так, тесно прижавшись к теплому боку Энги, положив голову ему на грудь. Постель была слишком узка для нас двоих, поэтому он ютился на самом краю, и чтобы не свалиться во сне, прижимал меня к себе кольцом сильных рук.