— Что? Говори! — в глазах девушки вспыхнула новая надежда, смешанная со страхом.

— Я этого никогда прежде не делала. И не знаю, получится ли у меня все сделать как надо. И потом… твой отец уже стар, Грида. Я не знаю, можно ли делать такое со старыми людьми. Поэтому… вам с матерью решать, доверяете вы мне или нет. А хочешь — спроси у отца, решите вместе. Если согласны, завтра я буду готова.

Грида в сомнениях кусала губы.

— Хорошо. Мы подумаем. Благодарю тебя, Илва.

Рассказав ей подробно, как заваривать и принимать травы, я оставила дом скорняка и побежала к Ираху — поделиться еще раз своими сомнениями. Выслушав меня, он положил мне руку на плечо.

— Я в тебя верю, Илва. Если хочешь, я завтра буду с тобой.

— Хочу, — я благодарно посмотрела ему в глаза. — Мне страшно.

— У тебя все получится, девочка.

Я уж было хотела бежать домой, но, как на беду, в харчевню спустилась Мира, словно почуяла меня. В этот раз она не стала тащить меня к себе, а просто посадила за дальний стол в самом углу и склонилась к моему лицу.

— Ну что? Говорила с Туром?

— Говорила, — признала я.

— Он придет?

— Не придет, — я не стала скрывать.

— Почему? — она обиженно поджала губы.

— Он упрямый осел, ты же его знаешь… Крепко засела в душе у него Магдалена, — про это я не могла знать наверняка, но надо же было как-то подбодрить подругу.

— Ну и ладно, — она горделиво приподняла подбородок, — видали мы и не таких упрямцев. Небось, любви-то захочется — сам прибежит, поджав хвост.

— Может, и прибежит, — с готовностью согласилась я. — Ну ладно, мне пора. Ты не серчай, много дел.

Оставив Миру, я побежала было обратно домой, но у кромки леса вдруг встретилась нос к носу с Энгилардом. Тот, как и два дня назад, тащил за спиной тушу огромного вепря, прихрамывая под ее тяжестью. Заплечная сума болталась спереди у пояса, мешая ему идти. Позади него на белом снегу вился кровавый след от убитой им жертвы.

— Ох, — только и сумела сказать я.

Вепря было жаль. Жаль было и Энги, которому почти до заката пришлось мотаться по заснеженному лесу, покрывая долг мяснику.

— Да уж. Помотал меня сегодня зверюга, — скривился Энги. — Я пока отнесу, а ты беги домой, приготовь что-нибудь. Жрать охота.

Еще бы не охота — с утра опять ничего не ел, кроме толики хлеба с салом. Меня и саму от вынужденного голода уже слегка пошатывало, но я ведь ни за какую тяжелую работу не бралась. А Энги на таком-то морозе шкура нужна поплотнее да пожирнее…

— Только будь осторожна, — продолжал он, — волки опять подошли слишком близко, едва отмахался.

Я и правда слышала знакомый волчий вой, но в нем не было угрозы, лишь предостережение: наступило их время, людям в лесу делать нечего.

— У мясника-то попроси кусочек, чтоб мне лишний раз не бегать, — напомнила я и припустила по следу Энги прямиком домой.

К возвращению хозяина его ждал дымящийся ужин, а я старательно наполняла горячей водой бадью для мытья. Энги выхлебал наваристую похлебку так быстро, словно не ел по меньшей мере три дня. Прибрав за ним посуду, я наскребла немного углей в железный поддон и деликатно вышла во двор, чтобы дать Энги возможность вымыться. Занесла тлеющие угли в сарай — подогреть бедным птичкам жилище перед холодной ночью, заперла за ними дверь и заново принялась разгребать бесконечный снег. Метель к этому времени утихла, и вместе с яркими вечерними звездами появилась надежда, что утром мне не придется махать лопатой и метлой.

Вскоре вымытый Энги появился из-за двери и выплеснул за забор грязную воду из ведра.

— Заходи, не мерзни, — буркнул мне на ходу.

Я сощурила глаза: мне показалось, что он как-то непривычно прихрамывает.

— У тебя что-то с ногой?

— Тебе показалось, — последовал немногословный ответ.

Я вернулась в избу и бросила грязные вещи Энги в бадью с остатками воды. Сам же сытый и чистый охотник, кряхтя и охая, растянулся на лежанке: устал.

Но когда я споро выстирала отмокшую рубаху и принялась за исподние штаны, приподняв их из воды, то тихо ахнула: на них красовалась дыра в обрамлении растекшихся кровавых пятен.

— Ты ранен! — в испуге крикнула я. — Почему сразу мне не сказал?!

Подскочив к лежанке, я резко сдернула с него одеяло. На чистых исподних штанах с правой стороны выше колена уже проступали кровавые пятна.

— Ну-ка, показывай! — чувствуя, что к горлу подступает истерика, велела я.

— Илва, уймись. Просто царапина, — морщась, Энги пытался снова натянуть на себя одеяло.

Я не позволила ему. Не дожидаясь согласия, я задрала широкую штанину вверх — нога выше колена была сплошь замотана лоскутом окровавленного тряпья. Торопливо размотав неумело сооруженную повязку, я снова ахнула и прикрыла рот рукой: от колена до верхней части бедра змеилась рваная рана, оставленная острым кабаньим клыком.

— Что случилось?

— За подранком погнался, а он возьми и кинься на меня! Я не успел увернуться, — виновато признался Энги.

— И долго ты собирался это скрывать? — возмутилась я. — Сколько времени потеряно! А вдруг, — я сглотнула от ужасного предположения, — зараза уже проникла в кровь?

Заметавшись по горнице, я вновь поставила греться воду для отваров, разорвала на лоскуты свою старую чистую рубашку и затянула одним из них бедро Энги повыше раны. Рассечение выглядело чистым — впрочем, немудрено, ведь Энги только что мылся в горячей воде. Представляю, какая адская боль его мучила.