Вообще-то, доехать до медицинского центра удобнее было бы на маршрутке, но Глеб их недолюбливал – недоставало им шарма и романтики звенящих, дребезжащих и трясущихся на каждом стыке вагончиков, которые неторопливо ползут через весь город. Молодой человек не мог толком объяснить, в чем заключалась эта романтика, но он точно знал, что никогда не напишет песню о маршрутке.

До остановки нужно было пройти чуть ли не целый квартал, но Глеб был не прочь немного прогуляться, вдохнуть полные легкие свежего морозного воздуха, не насыщенного еще едкими выхлопными газами. Он любил утро: город еще только-только просыпался, и, хоть народу вокруг уже было немало, по сравнению с тем, что творилось днем, улицы, можно сказать, были пусты. Мимо с ревом проносились машины, впереди по широкому проспекту шел густой автомобильный поток: грузовики и легковушки всех форм, размеров и годов выпуска толпились у светофора, и, дождавшись своей очереди с ревом уносились куда-то вдаль. Прямо посреди проспекта грохотали трамваи. Пасмурные, как небо над их головами, пешеходы спешили к остановкам и забирались в салоны или выскакивали из них и бодрым шагом шли куда-то. Последних было заметно меньше – неведомая сила, подобно могучей реке, влекла людей в центр, и мало кто мог ей противиться. Народ спешил выбраться из своих берлог на окраинах, чтобы вовремя успеть кто на работу, кто на учебу, кто еще по каким-то своим делам.

Глеб влез в трамвай, сунул сонной кондукторше в руку пару монет и получил свой билет. Раздался резкий, усиленный динамиками, голос водителя и двери с жужжанием захлопнулись. Вагон дернулся и покатился вперед. Глеб уселся на одиночное сиденье у окна и с удовлетворением почувствовал, как снизу припекает старая добрая печка. Молодой человек повернулся к окну и стал разглядывать город сквозь утренний сумрак. Он был еще достаточно густой, чтобы знакомые места казались чужими. Дома и деревья, окружающие дорогу, превращались в загадочные силуэты, а чуть дальше и вовсе растворялись в предрассветной синеве. Глебу казалось, что он едет по какому-то волшебному миру, будто он спит, и все вокруг – лишь образы, порожденные его сознанием. Подойди ближе – и они исчезнут, растворятся в серебристо-сером сумраке. Глеб стянул перчатку и, закопавшись под несколько слоев одежды, ущипнул себя за запястье – ему вдруг жутко захотелось проверить, реально ли все происходящее. Ответ был неутешителен – еще как реально, и молодой человек, морщась от боли, снова уставился в окно.

В целом, утром город нравился ему больше, чем вечером или, боже упаси, днем, когда вокруг было полно людей, машин, шума и вони, но, из-за того, что он любил поспать и особых дел по утрам у него обычно не бывало, молодой человек лишь изредка видел этот лик мегаполиса. Водитель объявил следующую остановку, и Глеб задумался о том, каково это, каждый день гонять туда-сюда на трамвае. Уж с такой-то работой наверняка увидишь город во всех его ипостасях – нарядный, сверкающий вывесками центр, новые спальные районы с их серым однообразием многоэтажек, угрюмо-желтые старинные квартальчики, которые, как пить дать, скоро снесут и застроят стеклянно-бетонными великанами, неприветливые промзоны, и совсем деревенские окраины и пригороды. От этих мыслей ему захотелось сейчас же все переиграть и вместо медцентра поехать в депо, и записаться на курсы водителя трамвая. Глеб поиграл немного с этой мыслью, но в итоге (не без сожаления) отмел ее – ему пришлось бы учиться, а значит, финансовое положение поправить удалось бы нескоро. Да и кто его знает, какие там условия да какие требования – может статься, он там и не нужен вовсе. Глеб рассердился сам на себя за то, что мечтает о всяких глупостях, и уверил себя в том, что раз за разом ездить по одному и тому же маршруту должно быть скучно до тошноты. Так закончилась его трамвайная карьера. Несостоявшийся коллега-водитель объявил его остановку, и через минуту-другую Глеб бодро выскочил на улицу. Еще немного – и вот он уже стоит в очереди в регистратуру и объясняет умеренно приветливой девушке в белоснежном халате, что сидит за стойкой, в чем дело. Та вручает ему карточку и показывает, куда идти. Глеб благодарит ее и идет, куда сказали.

– Кто на кровь крайний? – спросил он, окинув взглядом хмурую толпу, собравшуюся у дверей кабинета. Серые, невыспавшиеся люди вперили в него пустые взгляды. Никто не проронил ни слова, и лишь мужчина средних лет огляделся и, чуть помедлив, сказал:

– За мной девушка занимала, отошла куда-то. Держись пока тут, что ли…

Глеб кивнул и отыскал себе местечко у выкрашенной в ядовито-зеленый цвет стены. Подошли еще люди и заняли за ним. В закутке перед кабинетом скапливалось все больше народу, стало душно и шумно. Напряжение нарастало, но тут начался прием и очередь понемногу задвигалась. Принимали быстро, и Глеб с надеждой подумал, что скоро освободится и сможет пойти домой, досыпать самые сладкие утренние сны.

Неожиданно в закуток впорхнула девушка. Она была небольшого роста – почти на голову ниже Глеба, худенькая и стройная. Одета незнакомка была в красную клетчатую рубашку и узкие темно-синие джинсы. Ее волосы отливали бордовым, а на бледном лице темнели большие карие глаза. Казалось, девушка явилась из какого-то другого мира, где царило вечное лето, а жизнь всегда была в радость: девушка солнечно улыбалась и буквально источала энергию и бодрость. Глеб поежился – ему вдруг стало очень неуютно, и он еще сильнее захотел домой, спать. Мужчина, за которым он занимал, пихнул его локтем и показал на незнакомку:

– Вот, это она за мной была.

– Ой, вот вы где! – жизнерадостно воскликнула девушка. Она неловко повернулась и едва не растянулась во весь рост на казенного вида серой плитке, покрывавшей пол. Она резко взмахнула руками, и ее ладонь рассекла воздух в паре сантиметров от Глебова носа. Молодой человек невольно вдохнул легкий, чуть сладковатый цветочный запах, напомнивший ему о весне, и запоздало дернулся.

– Вот, он за тобой занял, – ухмыляясь, сказал мужик и указал на Глеба. Девушка повернулась к молодому человеку, и их взгляды встретились. Все еще пылая от возмущения, молодой человек заметил, как в омутах карих радужек незнакомки явно сверкали озорные золотистые искорки смеха. Девушка быстрым движением прикрыла рукой рот и, едва сдерживая нахально рвущийся наружу смех, пробормотала «Простите!». Девушка убрала руку, и перед ним засияла белозубая улыбка. Ее взгляд смягчился, и Глеб нервно кивнул.

Девушка уселась на освободившуюся скамейку и погрузилась в свой телефон. Глеб то и дело украдкой поглядывал на нее. Возможно, дело было лишь в том, что молодой человек уже устал ждать своей очереди и его охватила скука, а может и в том, что вокруг в принципе больше не на кого и не на что было смотреть, но незнакомка казалась ему чертовски привлекательной. Остальные пациенты выглядели так, будто готовы разорвать тебя на части, если ты сделаешь хоть одно неверное движение – такое, которое они могут истолковать, как посягательство на их место в священной очереди. Девушка же была подобна тому самому единственному лучу солнца, который пробивается сквозь хмурые тучи, чтобы озарить задубевший, покрытый белым саваном мир, согреть и оживить его.

Глебу очень хотелось подсесть к ней и заговорить о чем-нибудь, о чем угодно, но он сдержался – ему неприятно было заводить знакомство под прицелом пары десятков неодобрительных взглядов. Пока он так мучился, подошла очередь девушки, и она зашла в кабинет. «Ну, вот и все, – подумал Глеб, тихонько вздохнув. – Ну и ладно». Луч света снова скрылся за тучами, и мир опять погрузился в знакомый леденящий мрак, в привычную февральскую серость.

Девушка вышла буквально через минуту. Что бы с ней там ни делали, она не утратила живого, теплого сияния, переполнявшего ее. Глеб поднялся на ноги, чтобы войти в кабинет, и его взгляд вновь поймал взгляд незнакомки. Та снова улыбнулась. Глебу показалось, что она сейчас ему что-то скажет, и он замешкался, застыл посреди коридора. Девушка удивлено вздернула бровь.