Стремлению субъекта к максимальной определенности во всем не противоречит и то, что в действительности он вовсе не хочет знать о той определенности, которая называется реальностью, о том, что его неизбежно ожидает. Так субъект знает об определенности своей будущей смерти. Это знание не подлежит, не подвластно никакой интерпретации. Да, можно пытаться что-то придумывать, фантазировать и т.п., в попытке убежать от этой определенности. Но это все «пустое» и отбрасывается, наталкиваясь на неизбежность и абсолютность.

Действительная определенность – реальность – не поддается интерпретации из-за ее неизбежности. Она может быть либо принята к исполнению, как условие существования, либо «отброшена», как несуществующая. Определенность неизбежности не останавливает субъекта, хотя и «выбрасывает его в необходимость изменения» (М.Хайдеггер), которую пытается и будет пытаться устранить ее, в том числе и с помощью элементарного игнорирования. И в этом также проявляются возможности интерпретации, с помощью которой субъект пытается если не устранить эту неизбежность, то ее как бы отсрочить или подменить какими-то «убедительными» аргументами. Максимум, что он себе позволяет – иногда вспоминать о неизбежности, в этот момент осознавая не универсальность интерпретации.

Определенность постоянно обманывает. Своей определенностью.

П.Сэлфинг

Соблазн определенности основан на очевидности. Очевидность для субъекта – это очень просто, то, что оценивается им как не вызывающее никакого сомнения, как очевидное. При этом субъект уверен в том, что его оценка соответствует объективной реальности, отражает ее. И главным доказательством этого является … эта оценка есть его позиция, а он не может ошибаться. В результате у субъекта получается – определенность всегда очевидна, а очевидность – определенна. Это соотношение очевидности и определенности не доказывает истинности и определенности, и очевидности, что не мешает ему выступать основой интерпретации, делая эту технологию обработки информации столь привлекательной и, как представляется субъекту, весьма эффективной. Любопытно, что это отношение к истинности интерпретации появилось почти параллельно с появлением интерпретации. Кардинал Ришелье говорил о том, что пяти любых предложений в письме любого человека вполне достаточно для того, чтобы обвинить его в государственной измене.

Иллюзорность любой определенности постоянно подтверждается при очередной смене одной определенности (иногда противоположной) другой. И тогда оказывается, что субъекту не столь важна истинность этой определенности, сколько сама определенность, когда все понятно, ясно. Впрочем, любая очередная определенность достаточно быстро «подтверждается» очевидностью этой новой определенности. В большинстве случаев такой очевидности оказывается вполне достаточно для доказательства ее истинности. А когда новая определенность замещает предшествующую, прошлая очевидность не становится обманом, а замещается другой очевидностью и столь же «истинной». И тогда «то, что есть перестает быть тем, что оно есть и начинает быть тем, что оно не есть.» М.Хайдеггер

Смена одной определенности на другую, одной оценки ситуации на другую происходит в результате интерпретации поступившей информации. Субъект при этом сам бывает удивлен столь значительными изменениями в своих оценках, пытаясь найти в этих метаморфозах признаки собственного внутреннего развития. И, конечно, он вполне удачно их находит, в то время, как в действительности всякая его новая определенность является всего лишь возвратом к самому себе, в собственное «Я».

Субъект любит и ценит самого себя и все то в себе, что, как ему кажется, принадлежит ему. Он борется и будет бороться за сохранение всего этого в некой целостности, определенной, вполне комфортной и, как кажется, эффективно функционирующей совокупности. И помогает ему в этом технология обработки информации – интерпретации, которая обеспечивает при минимальных трудозатратах возврат нарушенной определенности существования в состояние комфорта и благополучия. Интерпретация не обещает истины, но гарантирует определенность.

Впрочем, у каждого есть шанс уловить истину поступающей информации и, приняв ее, по-иному распорядится своим существованием. Этот шанс очень кратковременен трудно уловим. Он возникает на границе между прежней и будущей определенностями, когда накопленные представления, знания, убеждения и т.п. не могут объяснить поступающую информацию, а новых представлений еще нет. И надо решать, что делать с этой новой информацией.

Субъект, вполне бессознательно, стремится к бесконечной определенности, которую обещает интерпретация. Определенность позволяет субъекту принимать решения и действовать, тем более что результаты интерпретации убеждают в своей истинности. Вот только эта истинность на самом деле есть «правильность», а уверенность увеличивает вероятность ошибки. Мало того, результаты интерпретации не решают той проблемы, которая содержится в поступающей информации. Она так и остается непонятой и когда-то обязательно вновь проявит себя.

Поступающая к субъекту информация интерпретируется им, постепенно утрачивая свою значимость и актуальность. В конечном итоге, она «забывается», как бы полностью исчезает из-под его внимания. Однако, интерпретация в принципе она не может дать полную и окончательную уверенность в истинности достигнутых результатов. Кроме того, интерпретация не способна исчерпать всю поступающую информацию, значительную ее часть отбрасывая. Эта невостребованная информация «напоминает» о себе, требуя приведения ее в соответствие с уже сформированными представлениями.

Субъект вновь и вновь обращается к интерпретации с ее помощью устраняя остающиеся несоответствия и неопределенности.

Аристотель был известен тем, что знал все. Он учил, что мозг служит только для охлаждения крови и никак не связан с процессом мышления. У некоторых так оно и есть.

Уилл Капни

Обработка информации с помощью интерпретации заканчивается не с получением устраивающих субъекта результатов. Ему кажется, что с восстановлением определенности, когда заканчиваются тревожащие его вопросы, необходимость интерпретации сама себя исчерпывает. Вот только эта определенность оказывается ложной. «Забыть» новую информацию и, следовательно, о необходимости ее интерпретировать субъект сможет только после того, как она станет неотъемлемой его собственностью. И первым шагом такого присвоения является редукция информации, когда субъект отбрасывает, «не замечает» в информации то, что, как ему кажется, ему не нужно. Затем процесс интерпретации информации продолжается в направлении поиска ее соответствия самому себе. Только такое соответствие позволит субъекту присвоить информацию, что для него равносильно ее пониманию.