Что еще? Николай с Александром. Теперь нас объединяет не только родство, соседство, общая компания и совместное веселое времяпрепровождение, но и участие в военном конфликте. Стали ли мне ближе братья? Безусловно. Стал ли я относиться к ним по-другому? Да, теперь отношения с Николаем и Александром можно назвать настоящей дружбой. Стали ли они относиться ко мне по-другому? Надеюсь, все вышеперечисленное относится и к их отношению ко мне. Правильно Инга Юсупова отметила, Николай с Александром здорово повзрослели за эту неделю и теперь на жизнь смотреть будут иначе. А как конкретно они теперь будут смотреть на эту самую жизнь? Поглядим-посмотрим…

Что еще? Леший, он же полковник Литвиненко… Очень интересный господинчик, которого я до конца так и не понял, но фальши в нем не чувствовал. Надо будет обязательно продолжить с ним общение. Да и потренироваться с ним как-нибудь не будет лишним…

Цесаревич… Отец… Чем больше я его узнавал, тем больше понимал, что очень на него похож. Особенно мышлением. Как тогда отметил царственный дед, похож именно здоровым цинизмом. А может это меня так Прохор воспитал? Недаром, они с отцом столько лет дружат и понимают друг друга с полуслова… А в остальном, Цесаревич вполне нормальный мужик, с пивом потянет. И вообще, с отцом, которого у меня до последнего не было, могло так и не повезти…

— Леха, ты встал? — в палатку зашли Николай с Александром. — Доброе утро!

— Приветствую вас, о грозный Молчун! — с улыбкой встал я и сложил руки на груди лодочкой. — И вас, о не менее грозный Зоркий! Трепещите вороги, светлые витязи из Рода Романовых идут! — я поклонился.

— Да, мы именно такие! — братики горделиво выпятили грудь. — Но тебе нас нечего опасаться, о великий Камень! Мы добрых колдунов не трогаем!

Отсмеявшись, Николай с Александром налили себе чаю, сели за стол и начали отчитываться за события прошедшего утра.

Допросы Никпаев не прекращались, подчиненные Годуна бегали из одной палатки в другую, как ошпаренные. Гвардейцы, возглавляемые полковником Пожарским, успешно отступали в нашу сторону, уничтожая доступные маковые поля. В этом им активно помогали вертушки, которые периодически возвращались на базу за дозаправкой и провизией для офицеров.

— Прохора видели. Сказал, что завтра и мы полетим на маковые поля. — сообщил Александр. — Вот где мы, Леха, оторвемся по полной! Но мы с Колькой не гордые, можем тебе все отдать. Там, на горе, говорят, ты знатно огнем все пропалил, даже скалы оплыли. Да еще и вертушку сбил на очень приличном расстоянии. Ты о своих желаниях говори, не стесняйся, братан, мы завсегда тебя поддержим

— Посмотрим. — отмахнулся я. — Там видно будет.

После обеда к нам несколько раз заглядывал полковник Литвиненко, проверяя, не шалит ли молодежь, а Прохор заявился в палатку только к пяти часам вечера, бледный и с красными глазами, аккурат после того, как мы с Николаем и Александром успели пообщаться с друзьями и родственниками.

— Как там? — спросил я его.

— Нормуль. — обозначил он улыбку. — Устал, как собака. Я в душ и спать. До завтра меня не кантовать.

— Поняли. — кивнул я и повернулся к братьям. — Пойдемте в Офицерское собрание, не будем Прохора беспокоить.

В Офицерском собрании было пусто. Налив себе по бокалу коньяка, мы направились к бильярдному столу и стали играть в «колбасу», убивая таким образом время до ужина.

На следующее утро Прохор поднял нас ни свет ни заря и устроил за территорией базы очередные занятия по физической подготовке.

— Чтоб не расслаблялись. — прокомментировал он нам это все с глумливой улыбочкой. — Я вас научу, подростки, родину любить и краюху откусывать с правильного края!

На завтрак воспитатель опоздал и уже в конце, допивая свой кофе, с довольным видом сообщил:

— Сейчас собираемся и летим развлекаться на маковые поля, как вчера и обещал. Все согласовано с полковником Пожарским и отмечено на карте. Лешего берем с собой, приказ Цесаревича.

— Спасибо, Прохор. — засияли Николай с Александром. — Вот увидишь, афганцы еще не скоро смогут там хоть что-нибудь выращивать.

— Это-то да… — посерьезнел воспитатель. — Помните, что я вам говорил про необходимо и достаточно?

— Да.

— Вот и не забывайте слова старшего товарища, неглупого и чуткого.

И действительно, этот наш вылет носил чисто развлекательный характер. Сколько раз мы садились, я сбился со счета, а вертушки не глушили двигатель. Причастились все, в том числе класс показал и Прохор.

— Зверь, так ты абсолют? — уважительно поцокал языком Литвиненко. — И не слабенький, как я погляжу, шторм впечатляет… Петрович, а давай дружить?

— Давай, Николаич. — хмыкнул воспитатель.

— А ты меня что, бумажку такую, под прозаическим названием «Соглашение о сотрудничестве с Тайной канцелярией», не заставишь перед началом нашей нежной дружбы подписывать? — вовсю ухмылялся Литвиненко.