– Не могу понять, каким образом.

– Может быть, сами того не подозревая, вы показали мне, как реализм природы получает краски, жизнь и душу, если взглянуть на нее с идеальной или поэтической стороны. Сами слова, которые вы говорите или поете, непосредственно не приносят мне пользы, но они пробуждают во мне новое направление мыслей, и я стараюсь проследить его до конца. Лучший учитель не тот, который что-то провозглашает, а тот, который лишь намекает и внушает своему слушателю желание дойти до всего самому. Поэтому, о поэт, каково бы ни было в глазах критика достоинство ваших песен, я всегда с радостью буду помнить, что вы хотели бы вечно ходить по свету, распевая.

– Простите, вы забыли, что я прибавил: "Если бы жизнь всегда была юной, а время года - лето".

– Я не забыл. Но если юность и лето блекнут для вас, вы, проходя, оставляете юность и лето за собою в сердцах тех, кого проза жизни сделала б вечными стариками, считающими ленивое биение своих сердец под серым небом, без солнца и звезд. Я хочу заставить вас понять, как великолепно призвание менестреля - сливать жизнь с песней и подкидывать вверх цветы, как это делала девочка, поднимая к небу глаза. Думайте только об этом, когда будете говорить с моим страдающим другом, и вы принесете ему пользу, как принесли ее мне, не сознавая, что такой искатель прекрасного, как вы, влечет нас за собой, так что и мы начинаем искать красоту и находим ее в полевых цветах, к которым прежде были слепы.

Тут Том вошел в маленькую посыпанную песком гостиную, где происходил этот разговор, и все трое отправились кратчайшей дорогой из города в поля и леса.

ГЛАВА XIII

Быть может, похвалы и просьбы Кенелма доставили поэту большое удовольствие, но только в этот день он говорил так увлекательно, что пленил Тома, а Кенелм довольствовался краткими репликами, побуждавшими главное действующее лицо продолжать монолог.

Беседа шла о вещах видимых, о созданиях природы - предметах, интересующих детей и таких людей, как Том Боулз, привыкших смотреть на окружающий мир скорее глазами сердца, чем ума. Странствующий певец хорошо знал привычки птиц, зверей и насекомых и рассказывал о них истории с юмором и пафосом. Том восторженно слушал их, и они то заставляли его весело смеяться, то вызывали слезы на его больших голубых глазах.

Друзья пообедали в придорожном трактире, и трапеза прошла весело. Потом они побрели назад. Дневной свет начал меркнуть. Беседа пошла теперь уже на серьезные темы. Кенелм принял в ней более живое участие. Том слушал молча, очарованный. Наконец, когда перед ними показался город, они решили отдохнуть в тенистом уголке, где земля была устлана мягким мохом и пахло диким тмином.

Здесь они вольготно и непринужденно растянулись на траве. Птицы распевали в листве над ними свои вечерние песенки или безбоязненно опускались на лужок в поисках пищи.

– Вы говорите, - сказал певец Кенелму, - что не занимаетесь поэзией. А я уверен, что воспринимаете мир как поэт. Скажите, вы пробовали когда-нибудь писать?

– Нет, я уже раньше говорил вам, что писал только школьные стихи на латыни и греческом. Но как раз сегодня я нашел в своей сумке стихи, написанные одним моим школьным товарищем, и я положил их в карман с намерением прочесть вам обоим. Они непохожи на ваши создания минутного вдохновения, в которых вы не подражаете другим поэтам. Эти стихи написаны шотландцем и навеяны старинными балладами. Самим текстом нечем восхищаться, но основная идея показалась мне оригинальной; вот почему я сохранил эти стихи. Они случайно попали в одну из двух книг, которые я взял с собой из дома.

– Какие же это книги? Осмелюсь предположить, что в обеих - стихи...

– Ошибаетесь! Обе - метафизического содержания и сухи, как обглоданная кость. Том, закурите трубку, а вы, сэр, обопритесь поудобнее о локоть, предупреждаю вас, что баллада длинная. Наберитесь терпения!

– Внимание!
– сказал певец.

– Начали!
– подхватил Том.

Кенелм стал читать, и надо заметить, что делал он это неплохо.

СУПРУГА ЛОРДА РОНАЛДА

Часть I

Почему, когда звезды еще догорают,

На площадь валит народ?

Священного зрелища все ожидают:

С рассветом колдунья умрет.

За что же ей наказанье такое

Не портила ль нивы она?

Не сбирала ль могильных трав для настоя?

Не душила ль детей среди сна?

Нет, казалось, была в ней благая сила,

И не зналась она с сатаной:

Голодных питала, недужных лечила,

И считали ее святой.

Но праведный муж - он вернулся из Рима

Против этих деяний восстал.

Доказал он по Книге неоспоримо,

Что дьявол ей помогал.

А ведьма была знатна и богата

Властителя Клайда жена.

Лишь пеня была бы церковью взята,

Когда бы призналась она.

Гляди, палачи уже за делом,

Шериф и копейщиков ряд.

Колдунья молча стоит, вся в белом,

И тут же с Книгой аббат.

И сожгли ее, а того аббата

В епископский сан возвели.

Но сын ее рос в отцовских палатах

Наследником клайдской земли.