Человек отступил назад, давая понять, что тоже готов отступить. Но человек спешил, значит, уступить дорогу должен он. Он без страха повернулся к человеку спиной.

Если тот ударит, он достанет его – у него тоже есть время.

Волк поднял стаю и направил ее к лесу.

Молодой щенок недовольно заскулил: «Почему мы не отомстили за себя?»

«Не каждый человек – враг, – ответил отец на ходу. – Когда-то мы были, как одна стая.»

Он еще раз взглянул на человека краем глаза, чтобы в стае не заметили, что он колеблется.

И не поверил глазам – человек говорил с лесом…

– Знамение тебе, и встанут звери, и уйдут, и будут думать промеж себя: хочешь, не хочешь, а надо! – Дьявол стоял за спиной, прищурившись, смотрел волкам вслед. – Чтобы под Дьяволом ходить, – поведал он с размеренной доверительностью, – надо уметь устроить подлянку по-Дьявольски. Но, черт возьми, не Дьяволу же! Твое желание размазать Помазанницу, как соплю, идут от головы, не от сердца. Нельзя что-то положить в сердце – там только то, что туда уже положили, или сердце – как чистый алмаз, на котором высечены буквы Закона.

Манька стояла ни живая, ни мертвая. Силы окончательно ее оставили. Она не могла поверить, что волки ушли и не вернутся. Когда они скрылись за деревьями, она попробовала бежать к одиноко стоявшему дереву, но не прошла и пяти шагов. Ватные ноги подкосились, она без сил опустилась на землю. Внутренняя дрожь сотрясала тело, язык прилип к гортани, пустая голова наполнилась роем мыслей, проплывающих без рассмотрения.

Дьявол снял с нее тяжелую котомку, разул, разжал побелевшие пальцы, забрал и отложил в сторону посох.

– И что ты все время пытаешься примерить на себя человеческую истину? – осуждающе покачал он головой. – Все просчитали уже давно. Много тысяч лет назад один человек, бывший как ты, сказал: «Отвратительно для гордого смирение: так отвратителен для богатого бедный. Когда пошатнется богатый, он поддерживается друзьями; а когда упадет бедный, то отталкивается и друзьями. Когда подвергнется несчастью богатый, у него много помощников; сказал нелепость, и оправдали его. Подвергся несчастью бедняк, и еще бранят его; сказал разумно, и его не слушают. Заговорил богатый, – и все замолчали и превознесли речь его до облаков; заговорил бедный, и говорят: «это кто такой?» И если споткнется, совсем низвергнут его. Сердце человека изменяет лицо его или на хорошее, или на худое». Мудрый был человек. Тот, кто это сказал, сумел поднять голову и поставить крепость. И люди его помнят. Если помышления сердца худые, то и лицо не может быть добрым. Разве я слеп, чтобы давать человеку худому?

Манька закрыла лицо руками и заплакала.

– Это у меня-то худое?

– Ты говоришь о голове. Только головой можешь думать. Сердце твое отстоит от тебя далеко, – с тяжелым сочувствием вздохнул Дьявол. – Если сможешь услышать его, то сможешь и уберечь себя от сердечного произвола.

Манька не скоро пришла в себя. Всю дорогу она бренчала железом и пела песни, предупреждая зверей о своем присутствии. И пыталась услышать свое сердце – то, что видели люди. Но сердце было черным, безмолвным, голова кружилась, а в глазах появлялась рябь. Оно не ведало ни о ее боли, ни о ее горькой судьбе, будто жило своей жизнью. Страдало, любило, копало могилу, подавляя сознание. Но Дьявол шагал рядом и, наверное, когда-нибудь научит ее, как сделать сердце таким, чтобы люди видели только то, что она считала собой.

О том, чтоб извести Благодетельницу, она уже не помышляла. Дьявол был ей ни друг и ни враг, он был Бог – Бог Нечисти, и любил Помазанницу, больше, чем ее.

Конец ознакомительного фрагмента.